также каймой из красного атласа. Кроме того, Елизавета заказала для родов новую низкую кровать на колесиках, покрывало и портьеры из алого и синего бархата и еще прекрасный балдахин из алой тафты.

Недели пролетали быстро, Елизавета начала чувствовать себя лучше, и это творило чудеса с ее настроением. Она подбирала служителей для двора новорожденного. Переписывалась с Сесилией, которая наслаждалась супружеской жизнью в Коллиуэстоне, поддерживала Екатерину и ее детей.

Раз в неделю она навещала Гарри, Маргарет и Марию в Элтеме и провела с ними много счастливых часов за подготовкой к Рождеству. Елизавета видела, что они растут очень быстро. В одиннадцать лет ее прекрасный мальчик Гарри уже отлично сознавал свой высокий статус наследника престола и становился немного напыщенным. Но все же он был такой живой, такой умный и так похож на ее отца – красивый, щедрый, общительный, пусть и своенравный, но столь искренне привязанный к ней сын. Свет изливался на Елизавету из его глаз. Не дай бог, чтобы какое-нибудь горе постигло бесценного, самого любимого ее ребенка.

Маргарет только что исполнилось тринадцать, она уже превратилась в настоящую юную леди; по-прежнему своевольная, девушка стала более уравновешенной, расцвела красотой и очарованием. Елизавету ужасала мысль, что в следующем году ее старшая дочь уедет в Шотландию. Маргарет и сама, казалось, испытывала по этому поводу противоречивые чувства. Отчасти она с восторгом смотрела в будущее, где станет королевой, однако маленькая девочка в ней хотела остаться с не чаявшими в ней души родителями. Шестилетняя Мария была такой же прелестной и очаровательной, как всегда. Однажды она станет прекрасной супругой какому-нибудь счастливому принцу. Но будет ли это эрцгерцог Карл? Дела в этом смысле не продвинулись особенно далеко, и Елизавета пока удовлетворялась этим.

В декабре она провела несколько дней в Тауэре, надеясь, что ощутит себя рядом с братьями. Вероятно, они покоились где-то неподалеку. Знать бы только, где именно. Обремененная большим животом, она расхаживала по всему дворцу, разыскивая следы того, что кладка вокруг лестниц когда-то была нарушена. Ей никак не хотелось смириться с тем, что это напрасный труд.

Вернувшись в свои покои, Елизавета застала там монаха из Вестминстера, который принес ей одну из самых дорогих реликвий аббатства.

– Милорд аббат прислал вашей милости пояс Богородицы, – сказал посетитель. – Он обеспечит вам особую защиту во время уединения.

Елизавета благоговейно взяла в руки эту прекрасную хрупкую вещь, боясь, что она рассыплется у нее в руках. Какое это будет утешение – надеть на себя пояс во время родов! Елизавета понимала, что ей оказали огромную честь, так как аббатство неохотно расставалось со своими реликвиями даже на время и отдавало их в руки только самым привилегированным людям в стране. Королева передала через монаха щедрое пожертвование и убрала пояс в свой ларец с драгоценностями, завернув его в шелк.

Рождество они провели в Ричмонде. Елизавета боялась этого первого Йолетида без Артура, но другие дети и юная невестка были рядом, от этого становилось легче. Генрих даже позволил Гарри вместе с ними пойти на торжественную рождественскую мессу. Дети из Королевской капеллы пели гимны, и принц восхищенно слушал, как менестрели его отца прекрасно им аккомпанировали. Торжества продолжались в течение следующих двенадцати дней, столы ломились от яств, вино лилось, как будто из бездонных сосудов, устраивались пиры, маскарады, представления и танцы; всеми забавами руководил Князь беспорядка. Все это отвлекало Елизавету от печали, и тем не менее среди общего веселья перед ее глазами то и дело проплывали три маленьких духа умерших детей, которые тоже могли бы быть здесь и участвовать в развлечениях. Как бы они радовались!

Елизавету глубоко тронуло, что Генрих разрешил Екатерине отпраздновать Рождество с Куртене в Тауэре. После этого сестра рассказала ей, что супруг ее не пал духом, но очень скучает от монотонного существования в четырех стенах своей темницы, хотя это довольно уютная комната, так как узникам высокого ранга дозволялось получать в посылках разные предметы роскоши, и Елизавета снабдила своего зятя гобеленами, коврами, подушками и набором для игры в шахматы. Кроме того, она платила таверне по соседству с Тауэром, чтобы узнику каждый день доставляли еду по его выбору, и надеялась, что Генрих вскоре смилостивится и освободит Куртене, так как улик против него было крайне мало.

В Новый год астролог Генриха доктор Паррон для развлечения придворных делал предсказания.

Елизавета протянула ему ладонь, он внимательно рассмотрел линии на ней, после чего поднял лицо и улыбнулся:

– Этот год ваша милость проживет в богатстве и удовольствиях.

Генрих сидел рядом и слушал, держа в руках календарь в красивом переплете, который подарил ему Паррон. Король улыбнулся:

– Здесь говорится, миледи, что вы проживете до восьмидесяти или девяноста лет и родите мне много сыновей!

– Приятная новость! – со смехом отозвалась Елизавета. – И они будут крепкие, если пинки этого малыша что-нибудь значат!

У нее потеплело на сердце от предсказания Паррона; в прошлом он не ошибался. Все будет хорошо.

После Двенадцатой ночи Елизавета снова ощутила необходимость в отдыхе. Когда она сказала об этом Генриху, тот встревожился и спросил:

– Вы не больны?

– Врачи говорят, что все хорошо, – ответила ему Елизавета.

– Хм… Надеюсь, они правы. – Он не доверял докторам с тех пор, как Линакр ввел его в заблуждение, последствия которого оказались столь ужасными.

– Я в этом уверена. Но мне хотелось бы спокойно помолиться в одиночестве и отдохнуть, чтобы меня не отягощали требования жизни при дворе.

– Хорошо, – сказал Генрих, обнимая ее. – Но я буду скучать по вам.

– Я ненадолго, – заверила его Елизавета.

Лорд Добене обрадовался, снова увидев ее в Хэмптон-Корте, и без возражений предоставил ей ту же комнату, в которой она останавливалась во время последнего визита. Елизавета провела там десять дней, предсказание доктора Паррона подняло ей настроение. Однако по возвращении в Ричмонд у нее случился неприятный приступ головокружения, и Генрих послал за ее хирургом.

– Нам просто нужно уравновесить гуморы в теле, мадам, – сказал тот, стараясь ее успокоить, и открыл банку с пиявками.

После кровопускания Елизавета опять ощутила ужасный упадок сил. Что ж, до рождения ребенка, даст Бог, осталось уже недолго, а потом она будет чувствовать себя лучше. По ее подсчетам, ребенок должен был появиться в марте.

Несмотря на крайнее утомление, Елизавета позаботилась о том, чтобы заплатить за лекарства для юного Генри Куртене, тяжело заболевшего, и отправила подарки, чтобы приободрить свою тетю Саффолк, которая, вероятно, совсем измучилась тревогой за своего сына, по-прежнему не дававшегося в руки агентов короля за границей.

После обеда Генрих