не удалось пристроиться на корабль «Амазония» – быстрый фрегат месье де Ла Перуза. Хотя можно считать, что в этом судьба пошла ему навстречу: несомненно, он сопровождал бы великого мореплавателя в путешествии вокруг света и затонул бы с его кораблем невдалеке от берегов островов Тонга, но какое-то недоразумение развело этих двух людей, и доктор Аннеброн остался жив.

После Йорктауна он поселился в Америке, влюбился в молоденькую девушку из Балтимора, но избежал женитьбы, вовремя заметив, что она собирается убить сразу двух зайцев, умудрившись завысить себе цену. Чувствуя не только боль в сердце, но и облегчение от того, что ему удалось избежать наконец филе из жареной черепахи с пивом и шерри, которые три раза в неделю подавали ему в гостях у будущего тестя, он продал свой кабинет в порту и решил, что уже пришло время возвращаться в свою Нормандию.

Он добрался до Шербурга, но если гора Рауль еще стояла прежнем месте, то его детские воспоминания уже рассеялись, как дым. Старый дом с садом и смоковницей был разрушен во время высадки англичан в 1758 году… Между тем очарование этих мест, с детства знакомых ему, проникло вновь в его душу. Он решил, что будет мудро, если все решить раз и навсегда: сожаления о прошедших годах своего детства, желание больше не покидать Котантен, который он любил, поиски нового места, где можно поселиться, и работать. Он пришел в Сен-Васт на Огю и с первого взгляда влюбился в эти места, также как и Гийом Тремэн, который, будучи еще ребенком, увидел с холмов Кетеу прекрасный вид на обширные бухты, где волна переливалась перламутром.

Тут он познакомился со старым доктором Тостэном, человеком уже пожилым, усталым от прожитых лет и чересчур насыщенной жизни, и стал его ассистентом, а потом и преемником, Когда Бог призвал, наконец, его душу к себе на вполне заслуженный отдых. С тех пор доктор Аннеброн посвятил себя заботам о здоровье жителей Сен-Васта, Ревиля, Ридовиля, Ла Пернеля, Анневиля, Виселя, Васта и даже иногда Кетеу, хотя в городке был, и свой доктор. Разумеется, замок Варанвиль тоже нуждался в его таблетках, также как и солдаты из форта в Огю и в Татиу, поскольку среди них нередко бывали стычки и драки, заканчивавшиеся травмами, что естественным путем приводило их под магический скальпель доктора Аннеброна.

Жители округи ценили его. Еще больше его ценили девушки, многие из которых были не прочь очаровать этого сорокалетнего великана, немного угрюмого, но с доброй улыбкой и к тому же способного сделать хорошую карьеру. Адель Амель, всегда готовая на любую низость, лишь бы только перестать быть старой девой и поскорее надеть кольцо на палец, была, разумеется, среди них, но, как и все, в конце концов поняла, что ее усилия напрасны. Обладая иммунитетом – этот термин вошел в моду совсем недавно, – после своей американской авантюры, Пьер Аннеброн опасался их знаков внимания как огня и предпочитал до конца своих дней остаться холостяком, находя в этом положении много положительного. К тому же он питав к Агнес Тремэн безмолвное восхищение, полное уважения. Впрочем, эта романтическая любовь вполне могла перерасти в более страстное увлечение, если бы молодая женщина не вела себя так отчужденно и если бы доктор не испытывал к Гийому такого уважений, скорее даже дружеского расположения, которое очень просто зарождается между порядочными людьми.

Если не считать Агнес, то единственная женщина, которой по-настоящему увлекался доктор Аннеброн, была мадемуазель Леусуа. Он больше всего ценил в ней юмор и ее выдержанную яблочную водку, ну и, конечно, профессиональную компетентность. Кстати, ей он обязан был тем, что нашел Сидони Пуэншваль, сестру трактирщика из Сен-Васта, засидевшуюся в девушках старушку, добродетельную, набожную и очень строгих нравов – в полную противоположность профессии своего брата, – но искусную кухарку и превосходную экономку. Посчитав за честь быть взятой на службу в дом к ученому человеку, а для нее это было так же почетно, как если бы ее взяли прислуживать кюре, она внимательно следила с тех пор за тем, чтобы ее хозяин и она сама получали от туземного населения определенную дозу почтения, которого заслуживали.

Вдова доктора Тостэна осталась жить в своем доме. Пьер Аннеброн обустроился вместе с Сидони в большом каменном доме, окруженном липами и расположенном немного в стороне от нагромождения людских поселений под Ридовилем в Амо-Сен-Васт и совсем рядом с замком Дюресю. Замок этот представлял собой величественное строение, построенное в эпоху короля Людовика XIV. Дом, который приглянулся Аннеброну, также принадлежал к строениям этого замка. Но хозяева замка месье Франсуа-Клеман де Буае де Шуази, капитан королевского корпуса в Генуе, и его супруга Каролин-Мари де Соторсвиль, которые жили здесь небольшую часть года, не возражали против того, чтобы продать ему этот дом.

Когда карета из Варанвиля остановилась перед дверью его дома, Аннеброн был в отъезде. Феликса встретила Сидони. Как всегда себе на уме и по долгу службы являясь верным стражем профессиональной тайны, она сначала не хотела говорить ему, где доктор. Но когда супруг Розы, сверкнув свирепым взглядом, сказал ей, кого они привезли в карете, и вдобавок пригрозил свернуть ей шею, если она не поможет срочно вернуть доктора, Сидони тут же заявила, что ее хозяин находится в То, где один фермер страдает спазмами желудка, и побежала скорей открывать одну из комнат, которую всегда держала готовой «на всякий случай». Затем вернулась, чтобы помочь перенести больного, и, наконец, разрыдалась, когда увидела, в каком он состоянии. За это на нее слегка рассердился бальи де Сэн-Совер:

– О-ля-ля! Любезная! Еще рано служить панихиду! Он ведь пока еще дышит… Лучше помогите мне положить его на кровать…

В это время Феликс распряг одну из лошадей, сел на нее верхом и поскакал во весь опор в направлении фермы в То, что была расположена недалеко, примерно в четверти лье езды!.

Полчаса спустя доктор Аннеброн уже был у постели больного. Отбросив в сторону стыдливость, с чисто романским самоотречением мадемуазель Пуэншеваль помогала бальи раздевать Тремэна, одежды которого теперь годились разве что для камина, и надевала на него рубашку своего хозяина. Сперва они вдвоем хотели помыть несчастного, но бальи велел отказаться от этой процедуры, когда Гийом в плену усилившейся лихорадки начал бредить, к тому же приступы кашля все еще мучили его.

Время, затраченное доктором на обследование Гийома, показалось Феликсу де Варанвилю вечностью. С тех пор как Аннеброн вошел в комнату, он не произнес ни слова, ограничившись приветственным кивком в сторону бальи.