– Гм… Он тебе платит?

– Нет.

– Тогда я отвечу, что все зависит от того, чем он занимается еще и что известно тебе. Сегодня в игре существуют правила, – улыбнулся Том. – Мы, банкиры, стараемся навести на рынке некоторый порядок.

«Мы, банкиры». Том чрезвычайно гордился тем, что он банкир. Он боготворил Моргана, и даже стол у него был такой же, как у кумира. Но сына было не в чем упрекнуть. И если банкиры придерживались высоких моральных стандартов и указывали окружающим, как себя вести, то отрицать осмысленность этого было нельзя.

Фрэнк подумал, что если оглянуться назад, то на протяжении последних десятилетий – бо́льшую часть его жизни, коли на то пошло, – Нью-Йоркская фондовая биржа едва ли была приличным местом. Если железнодорожное шоу было большим аттракционом, то рынок ценных бумаг – ярмарочной площадью. С рук сходило едва ли не все.

Простейшей хитростью был контроль над компанией. Личности вроде Джея Гулда преспокойно выпускали новые акции и даже не ставили об этом в известность уже существующих акционеров, они брали деньги у новых пайщиков и выхолащивали рыночную стоимость старых бумаг. «Разбавить акции» – так они это называли. Можно было учреждать новые фирмы для покупки старых, так что в итоге сам черт не мог разобраться, кто чем владел. Можно было купить политиков для голосования за подряды, выгодные своему бизнесу, и выделить им долю за это. Но в первую очередь существовала возможность манипулировать с ценой акций собственной компании для последующих спекуляций.

Однако теперь такие солидные люди, как Морган, настаивали на соблюдении новых правил. Рынок очищался – медленно.

– Наибольшее порицание сейчас вызывают компании, манипулирующие собственными акциями, – сказал Том. – Например, фирма предлагает тебе пакет своих акций по заниженной цене. Затем, мухлюя, как ей вздумается, она умышленно выставляет эти акции никудышными. И ты доволен, потому что приобрел их по минимальной стоимости. Через неделю искусственная паника проходит, а фирма снимает пенки. Некоторые компании проделывают это снова и снова. А брокеры, конечно, рискуют сильно обжечься на этих играх, когда начинают ставить на колебания курса. Один из самых крупных негодяев – Габриэль Лав. Ты знаешь его?

– Слышал это имя, – осторожно ответил Фрэнк Мастер.

– По нему тюрьма плачет, – уверенно заявил Том. – Но твоя железнодорожная операция не вызывает таких подозрений. Ты успешно скупил акции и вправе извлечь соответствующую прибыль. При том условии, что больше ничего не происходит.

– Значит, ты считаешь, что все в порядке?

– Я буду рад, если хочешь, заняться этим делом.

– Это любезно с твоей стороны, Том, но я управлюсь и сам.

– Как хочешь. Если почуешь неладное, то выход очень прост. Держись за свои акции, и все. Не продавай их или хотя бы выжди, пока все не уляжется. Цена на акции может остаться выше, чем раньше, и ты получишь какой-то навар. Это будет в порядке вещей.

– Спасибо, Том.

– Рад помочь. Ты так и не скажешь, что это за железная дорога?

– Не сейчас.

– Что ж, желаю удачи. Запомни только одно: держись подальше от Габриэля Лава.

– Спасибо, – ответил Фрэнк. – Я учту.

Второй обед в «Дельмонико» состоялся в пятницу. Их снова было трое: Фрэнк, Шон О’Доннелл и Габриэль Лав. Последний снова медленно опустил свою тушу в кресло и доброжелательно уставился на обоих поверх белой бороды. А Шон успокаивающе улыбнулся Фрэнку, словно спрашивая: «Ну разве не фигура?»

Мастер тщательно подготовился к разговору. Едва заказали напитки, он перешел прямо к делу.

– Мистер Лав, – сказал он, – я хочу, чтобы вы еще раз подробно растолковали эту сделку. – Он улыбнулся. – Просто чтобы я понимал, во что ввязываюсь.

Водянистые светло-голубые глаза, как и раньше, вперились в него, но что в них мелькнуло, помимо благожелательности, – толика нетерпения?

– Дело, друзья мои, сама простота, – елейным голосом произнес мистер Лав. – А ваша роль сводится лишь к тому, чтобы уехать из города на день или два – отдохнуть от забот в месте, куда не дотянется телеграф. Больше ничего, – улыбнулся он добродушно. – Короче говоря, небольшой отпуск. – Он повернулся к Шону. – Я ничего не напутал?

– Все правильно, – сказал Шон. – В верховьях реки.

– Завтра суббота, – продолжил Габриэль Лав. – Рынки открыты с утра перед закрытием на весь уик-энд. И завтра утром, в самом конце работы, я собираюсь приобрести от имени ряда третьих лиц полпроцента акций железной дороги Гудзон – Огайо. С этим не возникнет проблем, благо они уже в руках моих агентов, которые исправно продадут их мне. Эти действия не вызовут никакого шума, но рынок заметит активность. Мистер Сайрус Макдафф находится в Бостоне. Завтра у его внучки свадьба. Маловероятно, что он попытается связаться с вами, если его агент сообщит о рыночной активности. Если попробует, вы не ответите. Однако он, скорее всего, вообще ничего не узнает. Вечером в воскресенье с мистером Макдаффом будет обедать некий эксперт, мой знакомый. Он сообщит мистеру Макдаффу, что я, судя по слухам, тайком приобрел тридцать шесть процентов его железной дороги, а в воскресенье утром мои агенты якобы прикупили еще. Тем временем я постараюсь, чтобы этот слух разлетелся по всему Нью-Йорку. – Он глубокомысленно кивнул. – И тут-то, друзья мои, злая натура Сайруса Макдаффа одержит верх. Он угодит в лапы дьявола. Он попытается разыскать вас, чтобы вы заверили его в том, что не продаете ваши десять процентов. Или что продадите их ему, а не мне. Сперва он прибегнет к телеграфу. Он даже может отправиться поездом в Нью-Йорк, если тот сыщется в столь поздний час. Но он не найдет вас, потому что вы уедете. Все попытки связаться с вами потерпят фиаско. Он сильно встревожится. А почему? Только потому, что ненавидит меня и не хочет, чтобы я имел долю в его железной дороге. Там будут вопли, джентльмены, и скрежет зубов. Утром в понедельник Сайрус Макдафф лично или через своих агентов предпримет попытку скупить акции железной дороги Гудзон – Огайо. Они будут срочными. Цена взлетит. Но вряд ли ему удастся купить хоть что-нибудь. Чтобы держать дела на плаву, мои агенты продадут небольшую часть моих собственных акций, но много меньше, чем ему будет нужно. Рынок заметит. Рынок взбудоражится. А затем рынок вспомнит еще кое о чем. Он вспомнит, потому что ему подскажут мои агенты. Они заявят следующее: «Если Габриэль Лав приобретет контроль над магистралью Гудзон – Огайо, то пристыкует к ней Ниагарскую ветку, ценность которой многократно умножится». Пока люди Макдаффа будут обыскивать рынок в поисках акций дороги Гудзон – Огайо, акции Ниагарской ветки взлетят, ведь это достойный предмет для ставок. А я в это время продам мои ниагарские акции. К исходу дня я рассчитываю выйти из игры.

– И вы хотите, чтобы я при этом бездействовал? – уточнил Мастер.

– Вас не окажется на месте, вы ничего не будете знать. Но после нашей предыдущей встречи вы уже дали своему брокеру секретные инструкции.