— Присядь, детка, — ласково обратился он к ней, отложив сигару. — Сядь рядом со мной и выслушай, что я тебе скажу.

Шарлотта покорно исполнила волю отца.

— Ты не должна выходить замуж, — убежденно произнес достопочтенный Патрик Бронте, — Ни за мистера Николлса, ни за кого другого. Замужество погубит тебя.

— Но мне не страшна погибель во имя Любви! — горячо возразила Шарлотта, — Все, чего я хочу — это быть счастливой и сделать счастливым Артура.

Патрик Бронте слепо прищурился, пытливо вглядываясь в лицо дочери. В следующий миг он резко схватил ее за плечи и обреченно проговорил:

— Ты знаешь. Несомненно. Знаешь о том, о чем не должна была проведать ни за что на свете!

— Да… знаю… — тихо промолвила Шарлотта, — Вернее, я догадываюсь, о чем вы говорите, отец.

— О чем же? — настойчиво вопросил пастор и, затаив дыхание, воззрился на дочь.

— О страшном проклятии, тяготеющем над нашим родом. Вы это имели в виду, отец?

— Но как ты узнала? — ошарашенно переспросил Патрик Бронте. — Я был убежден, что об этом не ведает ни единая душа, кроме меня… и твоей покойной тетушки.

— Так значит, это правда?! — воскликнула Шарлотта, — Значит, это злополучное проклятие и в самом деле существует?!

Преподобный Патрик Бронте, поняв, что совершил непростительную оплошность, мгновенно стал бледнее смерти.

— Так ты сомневалась! — отчаянно воскликнул он, — Сомневалась, не зная наверняка! Я, сам того не желая, выдал эту ужасную тайну! Старый осел! Что я наделал!

— Успокойтесь, дорогой отец, — мягко произнесла Шарлотта. — Я давно догадывалась о проклятии и успела уже свыкнуться с этой мыслью… Но вы, отец? Откуда вы узнали об этом?

— От твоей милейшей тетушки! — резко ответил преподобный Патрик Бронте, и руки его сами собой сжались и кулаки. — Это все ее, ее вина! Из-за нее наша жизнь превратилась в кромешный ад!

— Вы не должны говорить так о тетушке, отец, — заметила Шарлотта, — Она не желала нам зла. Единственная ее провинность состояла лишь в том, что она слишком сильно любила вас. Так будьте же благоразумны и простите ее.

— Если бы я мог ответить на ее чувство там, в Корнуэлле, и увезти ее оттуда до того, как в ее жизни появился тот злосчастный баронет! — воскликнул достопочтенный Патрик Бронте в порыве отчаяния и обреченно добавил: — Но нет! Я слишком горячо любил вашу мать!

Тут пастор внезапно смолк, по всей видимости, опомнившись от размышлений вслух, и с нескрываемым испугом взглянул на Шарлотту.

— А каким образом тебе стала известна сердечная тайна твоей тетушки? — спросил он настороженно. — Ведь я и сам даже не подозревал об этом до тех пор, пока она лично мне не призналась. Надо отдать должное ее природной сдержанности: она никогда не выставляла своих чувств напоказ. Так откуда ты узнала?

— Это долгая история, отец, — заметила его дочь с печальным вздохом.

— Которую ты просто обязана мне поведать! — настоятельно потребовал мистер Бронте, — Я должен знать все и, первым делом, как ты догадалась о проклятии!

— Извольте.

И Шарлотта рассказала отцу все по порядку. О странной воспитаннице Коуэн-Бриджа, на деле оказавшейся знатной дочерью наследного баронета. Об их с Энн первой лондонской встрече с этой почтенной особой, ставшей к тому времени светлейшей супругой герцога Хитернлина, изложив в краткой форме все достопамятные детали той дружеской беседы. И о том, что самой Шарлотте, а также ныне покойной малютке Энн некогда довелось услышать в школе мисс Вулер о проклятии Лонгсборна. И, наконец, о своем последнем разговоре с умиравшей Энн.

— Так, стало быть, ты виделась с внучкой этого дьявольского отродья, Чарльза Лонгсборна? — произнес совершенно потрясенный пастор. — Я когда-то слышал о ней от твоей тетушки. Но, насколько я помню, эта барышня тогда еще не была замужем… Да-да… мисс Брэнуэлл, кажется, упомянула, что отец этой девицы перед своей смертью очень волновался о судьбе дочери. Так, говоришь, она стала женой герцога, блистательной светской леди?

— Да, стала… — подтвердила его дочь и печально добавила: — Но леди Кэтрин несчастлива в браке. Я уверена.

— И поделом! — горячо воскликнул преподобный Патрик Бронте. — Несчастное супружество — это наименьшая кара, которая могла постигнуть наследницу дьявольского рода Лонгсборнов за то, что они сделали с нашей семьей!

Шарлотта глубоко задумалась. Стоит ли говорить отцу о той непостижимой связи семейства Бронте и леди Кэтрин Хитернлин, которую столь тонко ощущала покойная Эмили Джейн? О том, что Эмили называла сию светлейшую особу своим «земным воплощением», своей «Душой», своей «Вечностью»? «Пожалуй, не стоит», — решила пасторская дочь, глядя, как бурным ключом закипает ярость достопочтенного Патрика Бронте — «отец слишком сильно ненавидит всех представителей рода Лонгсборнов, чтобы быть готовым принять на себя еще и этот коварный удар Судьбы».

— Так, ты говоришь, наша маленькая Энни тоже знала о проклятии? — спросил пастор, призадумавшись.

— Она первой догадалась об этом, — подтвердила Шарлотта.

— А также постигла главную причину действия этих темных сил — Любовь! — добавил преподобный Патрик Бронте. — Так оно и было! Клянусь, что так! Я и сам всегда знал, что существует нечто, заставляющее роковые силы проклятия активизироваться, — Пастор ненадолго смолк, а затем, в порыве неизбывного отчаяния, воскликнул: — Вот почему я так рьяно противлюсь твоему замужеству! Поклянись… поклянись мне, детка, что откажешь мистеру Николлсу!

— Простите, отец, но я не могу дать такой клятвы, — твердо ответила Шарлотта, — Кроме того, насколько я понимаю, мой отказ или согласие ничего не изменят: ведь мы с Артуром уже любим друг друга. А значит, моя участь предрешена в любом случае.

— Я так не думаю! — резко возразил пастор. — Видишь ли, детка, — продолжал он уже более мягко, — я полагаю, что твоя сестра Энн своей блистательной догадкою притупила действие роковых чар. Недаром благословенный Господь покуда хранит тебя, дорогая Шарлотта, мое последнее бесценное сокровище, тогда как все остальные члены нашей семьи покинули нас один за другим!

— Так, значит, вы думаете, дорогой отец, что я теперь вне опасности? — с надеждой глядя на пастора, спросила Шарлотта. — Стало быть, злые силы проклятия Лонгсборна мне больше не грозят? В таком случае я и вовсе не вижу препятствия в том, чтобы устроить свое счастье с Артуром. Поверьте, отец, он достойный человек, и я люблю его превыше всего на свете!

— Ах, детка! — горестно произнес достопочтенный Патрик Бронте. — Боюсь, все не так хорошо, как нам бы того хотелось! И ты не вполне верно истолковала мои слова. Я ведь сказал, что светлая догадка малютки Энн всего лишь ослабила коварные силы проклятия. Но это отнюдь не означает, что злополучные чары, наложенные на нас этим дьяволом Лонгсборном, исчезли совсем. Они просто притаились у нас за спиною в ожидании урочного часа, чтобы нанести свой могучий сокрушительный удар.