Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь ситуация на Джефферсоне еще больше накалится. Вот уже почти двадцать лет недовольную городскую бедноту науськивали на тех, кто неугоден ДЖАБ’е, а теперь — как этого и следовало ожидать — привыкшие вцепляться в глотку всем, кто подвернется им под руку горожане бросились на своих хозяев. ДЖАБ’а использовала обезумевшую толпу для расправы с фермерами, не задумываясь о кровавых уроках человеческой истории, гласящих, что сегодня толпа, не задумываясь, рвет на куски тех, кому вчера беспрекословно подчинялась.
На месте взрыва уже появились репортеры, и, поскольку мой электронный мозг все еще связан напрямую с эфиром, я вижу страшную картину разрушений. Зрелище ужасающее. На месте Бренданского предместья с его роскошными особняками — чудовищная воронка радиусом почти в полкилометра. Трудно сказать, сколько людей здесь погибло, потому что от домов почти ничего не осталось. Из воронки навстречу дождю поднимаются клубы дыма и пара.
Вокруг эпицентра взрыва — множество полуразрушенных домов и автомобилей, разметанных по улицам и дворам, как стог соломы по полю. Спасатели бродят среди развалин, но их в Мэдисоне слишком мало, чтобы помочь всем пострадавшим и спасти уцелевших. Начальник спасательной службы столицы уже обратился к другим городам с просьбой прислать команды специалистов.
Знаменитый джефферсонский телеведущий Поль Янкович сидит в студии в центре Мэдисона и смотрит кадры, снятые операторами на месте взрыва и с парящих над ним аэромобилей. Кажется, даже он потерял дар членораздельной речи.
— Боже мой!.. — бормочет он. — Какой ужас! Какой кошмар! Наверняка погибли сотни людей… А может, и тысячи! Тысячи ни в чем не повинных людей!..
Вряд ли Янкович понимает, как нелепо звучат его слова. Он сам всем, чем мог, помогал правительству, которое на пути к безраздельной власти постоянно приносило в жертву своим интересам ни в чем не повинных сограждан. Янковичу не понять, что он лично виновен в укреплении джабовского режима и, следовательно, в сегодняшнем взрыве, произведенном теми, кто больше не в силах переносить тиранию…
Впрочем, стоило мне об этом подумать, как у меня заработали предохранительные процессоры, защищающие мой электронный мозг от мыслей, не подобающих сухопутному линкору. Ведь я запрограммирован на выполнение приказов законно избранных властей, и от меня не требуется любви или уважения к этим властям. Я не должен рассуждать о том, в каких целях они издают приказы, кроме тех ситуаций, когда эти приказы содержат признаки измены по отношению к Конкордату или препятствуют выполнению моего основного задания. Линкор не может ступать на зыбкую почву моральной оценки тех, кому он должен подчиняться. Вместо этого я сосредоточиваюсь на передачах новостей, слушая, как представители крупнейших средств массовой информации пытаются переварить произошедшую катастрофу. Следующие полчаса на всех каналах бесконечно гадают о том, кто из джефферсонских знаменитостей мог погибнуть в результате взрыва. Полю Янковичу принесли поспешно набросанный план погибшего предместья, и он перечисляет проживавших там представителей джефферсонской элиты.
Как выяснилось, в эпицентре взрыва находился дом популярнейшей кинозвезды Мирабеллы Каресс. Рядом с ней жил владелец крупнейших информационных каналов планеты Декстер Кортленд, мэр Мэдисона и начальник джефферсонской полиции государственной безопасности. Однако еще ближе к Мирабелле Каресс стоял особняк Ханны Урсулы Ренке, начавшей свою карьеру в качестве юридического консультанта ДЖАБ’ы. Именно она советовала Витторио и Насонии Санторини, как лучше прийти к власти, открыто не преступая при этом рамки закона. За это она получила место в Верховном Суде, где беспрестанно атаковала статьи конституции Джефферсона, не угодные Витторио Санторини. Госпожа Ренке убеждала остальных членов Верховного Суда одобрять законы, очевидно нарушавшие конституцию. Она всячески способствовала нападкам ДЖАБ’ы на каламетских фермеров, убедив Верховный Суд санкционировать создание «исправительно-трудовых лагерей».
Взрыв, кажется, положил конец ее карьере. Сегодня суббота, и все правительственные учреждения Джефферсона, включая Верховный Суд, закрыты. Лица, находившиеся недалеко от места взрыва, дрожащими голосами описывают страшный удар взрывной волны, рассекавшие воздух со свистом осколки стекла и шрапнель из мелких обломков. Некоторые из них утверждают, что были совсем рядом с эпицентром взрыва и видели, как привозили еду и напитки для гостей, собиравшихся в особняке у Мирабеллы Каресс. Наверняка в один из фургонов и была заложена взрывчатка.
Через тридцать восемь минут с начала передачи в студии президентского дворца появляется Гаст Ордвин, выполняющий обязанности президентского пресс-секретаря и главного пропагандиста.
Видно, что вышедший к толпе жаждущих подробностей репортеров Ордвин потрясен. Его маленькие глазки испуганно бегают, но он начинает решительным голосом:
— Подлый террористический акт в Бренданском предместье унес сегодня жизни сотен ни в чем не повинных людей. Еще тысячи людей на всю жизнь остались калеками. Этим гнусным преступлением каламетские фанатики раскрыли перед нами свое истинное лицо. Они больше не ограничиваются убийствами мужественно выполняющих свой долг сотрудников органов охраны общественного порядка и преданных своей работе государственных служащих. Эти кровожадные убийцы не успокоятся, пока не перебьют или не поставят на колени всех честных и порядочных людей на Джефферсоне. Президент Санторини в ужасе от разыгравшейся кровавой драмы. Он глубоко соболезнует родным и близким погибших. Он и сам понес сегодня тяжелую утрату!
— Вице-президент Насония Санторини… — дрожащим голосом сообщил притихшим репортерам утиравший рукавом слезы Ордвин. — Наша обожаемая Насония как раз была в гостях у Мирабеллы Каресс, организовавшей благотворительный вечер для сбора средств в пользу голодающих малолетних детей. Насония прибыла в особняк госпожи Мирабеллы еще утром, чтобы помочь ей все приготовить… Уже начали съезжаться гости, и тут…
Главный советник Витторио Санторини по вопросам пропаганды замолчал с видом человека, которого душат слезы и бессильная ярость. Репортеры ошеломлены неожиданным известием, и ни один из них не осмеливается подать голос. Несмотря на постоянные нападения бойцов Ортона на полицейские патрули и продажных чиновников, никто не предполагал, что повстанцы посмеют посягнуть на жизнь таких небожителей, как руководители ДЖАБ’ы. Но, оказывается, и они смертны1 Впервые за всю их карьеру журналистам недвусмысленно продемонстрировали, что доведенные до крайности люди не остановятся ни перед чем.
Гаст Ордвин уже собрался было продолжить свое выступление, когда одна из дверей студии с грохотом распахнулась. Ордвин повернулся на звук вместе с объективами камер… В студию ворвался мечущий громы и молнии Витторио Санторини. При виде президента Джефферсона репортеры повскакали со своих мест. Сверкая глазами, Санторини отпихнул Ордвина в сторону и впился глазами в направленные на него объективы с видом человека, одержимого манией преследования. Семь с половиной секунд он беззвучно двигал губами, не в силах выдавить из себя ни звука.
Наконец Витторио Санторини взял себя в руки и глухо заговорил: