вскоре после смерти Оруэлла. Но рукопись попала ко мне в один из самых критических периодов войны... и я сразу почувствовал, что публикация столь зверских нападок на Россию в то время, когда мы бок о бок с ней боролись за свое существование, не может быть оправдана". В небольшую защиту Голланца можно сказать, что многие другие паладины культуры думали так же. Отправив рукопись в недавно созданную фирму "Николсон и Уотсон", Оруэлл обнаружил, что, несмотря на энтузиазм их молодого редактора Андре Дойча, они тоже считают ее неподходящей, "т.е. что нападать таким образом на главу союзного правительства - дурной тон и т.д.", - сообщал он Муру. К середине апреля ситуация начала его беспокоить. Он испытывал "адские муки, пытаясь найти издателя для этой книги здесь, хотя обычно у меня нет никаких трудностей с публикацией моих материалов", - сказал он Филипу Рахву. Опасаясь обращаться в издательство Secker & Warburg, которое, по его мнению, "скорее всего, не прикоснется ни к чему подобному" и, как многие издатели военного времени, испытывало хроническую нехватку бумаги, он обратился с рукописью в Jonathan Cape. Книга им понравилась; состоялись встречи в офисах фирмы на Бедфорд-сквер и серьезные предложения о том, чтобы Кейп взял на себя контракт Gollancz на художественную литературу. К середине мая казалось, что Оруэлл заключил сделку.

Ни одна книга никогда не пишется в вакууме: в нее всегда вмешивается вся остальная жизнь. Так и сага о пути "Фермы животных" к публикации должна была быть вписана в запутанную мозаику личных и профессиональных обязательств. Главным среди них было решение, которое окажет глубокое влияние на домашнюю жизнь Оруэлла и Эйлин. В начале лета 1944 года они должны были отпраздновать восьмую годовщину свадьбы. Виной тому было ли бесплодие Оруэлла или ухудшающееся здоровье Эйлин, но детей по-прежнему не было. Теперь, когда первые полосы газет начали заполняться намеками на долгожданный Второй фронт, они вынашивали план усыновления ребенка. Решающий голос, похоже, принадлежал Оруэллу. Дело не только в том, что он отчаянно хотел ребенка; он также стремился обеспечить Эйлин роль, которая позволила бы ей отказаться от работы. Агентом в этой сделке была невестка Эйлин, врач общей практики Гвен, чей партнер в их медицинской практике свел ее с домохозяйкой из Гринвича по имени Нэнси Робинсон. Миссис Робинсон была замужней женщиной с мужем на военной службе, который явно не играл никакой роли в ее беременности. Ребенка, мальчика, родившегося 14 мая 1944 года, назвали Ричард Горацио Блэр.

Процесс усыновления затянулся на весь следующий месяц; в итоге Ричард прибыл в Мортимер Кресент в первую неделю июня. Хотя оба новых родителя были преображены этим переворотом в их жизни, друзья отмечали их разную реакцию. Реакция Эйлин была узко экзистенциальной: имея сына, о котором нужно заботиться, она "хотела жить". Оруэлл мгновенно вернулся к своему типу, отказался от своих левых угрызений и сказал Леттис Купер, что две вещи, которые он желает получить в срочном порядке, это кремовая коляска с золотой линией по бокам и чтобы Ричарда записали в Итон. Еще менее рационально он поручил Рейнеру Хеппенстоллу, якобы эксперту в этих вопросах, составить гороскоп маленького мальчика. Его приподнятое настроение было особенно заметно на обеде на Дин-стрит 11 июня, через пять дней после вторжения союзников в Нормандию, когда Майкл Мейер отметил его двадцать третий день рождения, познакомив его с другим своим великим литературным героем, Грэмом Грином. Оруэлл и Грин поладили, выяснили, что они оба были поклонниками эдвардианского романиста Леонарда Меррика, и придумали план, по которому Оруэлл должен был представить новое издание романа Меррика "Положение Пегги Харпер" (1909) для фирмы Eyre & Spottiswoode, в правление которой теперь входил Грин.

Но впереди были неприятности, как личные, так и профессиональные. Первые летающие бомбы V1, известные как "каракатицы", были запущены через Ла-Манш 13 июня, через неделю после высадки в Нормандии. 28 июня одна из них упала на Мортимер Кресент; никто не пострадал, но дом стал непригодным для жилья и останется таким еще некоторое время. Местонахождение Оруэлла и Эйлин в течение следующих нескольких месяцев далеко не определено. Одной из временных квартирных хозяек могла быть Инес Холден, в ее новой квартире на Джордж-стрит, Мэрилебон, хотя в дневнике Инес есть запись о том, что они собирались пожить у Дейкинов в Бристоле. Если так, то это могло быть только краткосрочное соглашение, поскольку Оруэлл был нужен три дня в неделю в "Трибьюн". Эйлин и Ричард, конечно, проводили время в Грейстоуне, доме семьи О'Шоннесси в двадцати пяти милях к югу от Ньюкасла, и были визиты в Уоллингтон в компании дочери Гвен Кэтрин и ее сына Лоуренса, но вероятность того, что Оруэлл сам присоединился к огромному плавающему населению перемещенных лондонцев военного времени без определенного места жительства, переезжая из одной свободной комнаты или лагерной койки в другую, когда появлялась возможность.

К проблеме поиска подходящего места для вновь увеличившейся семьи из трех человек теперь можно добавить крах переговоров Мура с Кейпом, который примерно в середине лета передумал брать "Ферму животных" на том основании, как вспоминала Инес, что "Сталину это не понравится". Хотя Оруэлл был раздосадован отказом, его позабавило объяснение, заметив Инес: "Представьте себе старого Джо (который не знает ни слова ни на одном европейском языке), сидящего в Кремле, читающего "Ферму животных" и говорящего: "Мне это не нравится". ' На самом деле, робость Кейпа объяснялась не только тем, что казалось на первый взгляд. Оказалось, что "важный чиновник" в Министерстве информации посоветовал фирме, что в период чрезвычайной ситуации лучше избегать вопиющей антисоветской предвзятости. Важным чиновником почти наверняка был Питер Смоллетт - имя, под которым бывший Ганс Петер Смолка перевоплотился в главу русского отдела Министерства информации, а позже был разоблачен как агент НКВД, работавший под кодовым именем АБО. Если почти восемьдесят лет спустя кажется необычным, что советская разведка могла влиять на лондонские издания, то начало 1940-х годов стало высшей точкой для проникновения русских в высшие эшелоны британского истеблишмента: Ким Филби работал в МИ-6; Гай Берджесс был одним из коллег Оруэлла по Би-би-си и присутствовал на литературном вечере с Криппсом. Двойные агенты были повсюду.

После отказа Кейпа Оруэлл начал терять доверие к "Ферме животных". Мейер вспоминал, что почти каждый раз, когда два друга встречались летом 1944 года, Оруэлл предлагал какую-нибудь новую ослепительную схему, чтобы выпустить книгу в печать, но потенциальный спонсор не решался. Коллинз отклонил книгу по причине недостаточного объема. Т.С. Элиот в Faber (13 июля) повторил