В один из дней спортивных состязаний царь аплодировал юным бегунам. Место Гефестиона рядом с ним пустовало. Царь позволил себе присутствовать на соревнованиях, так как накануне другу стало лучше. Александр застал друга спящим. Дыхание его было легким, жар отступил, и царь подумал, что смерть на этот раз прошла мимо. Приказав Главкию не отходить от Гефестиона, Александр в сопровождении свиты отправился на состязания.

Это было красивое зрелище. Тонкие, бронзовые тела бегунов мчались, перегоняя друг друга. Мелькали их быстрые ноги.

Захваченный зрелищем царь вместе с вопящей от восторга толпой подбадривал соревнующихся.

И вдруг он увидел перед собой телохранителя Гефестиона, испуганного, бледного.

Уже через несколько минут Александр был в покоях друга. Слишком поздно. Гефестион был мертв. Молниеносно перед невидящим, ослепленным от слез взором царя пронеслось детство в Пелле, где он мальчиком играл со своим сверстником Гефестионом, затем беседы в роще с Аристотелем, где они вместе познавали науку мудрости философию, овладевали искусством вести беседу, на уроках владения оружием они также всегда были вместе, десять лет они сражались бок о бок.

А теперь Гефестион лежал на ложе, запрокинув лицо. Кто-то закрыл ему глаза. Сквозь слезы царь не разглядел кто. Александр упал на тело друга, сжимая его в объятиях, затем жалобно застонал.

Неожиданно Александр вскочил и уставился на вошедших в комнату, словно ища ответа на вопрос: кто виноват. И вдруг заорал:

– Где лекарь?

– В амфитеатре. На состязаниях.

– Привести немедленно.

Но лекарь уже входил в комнату. Александр, словно хищный зверь, метнулся к дрожащему от страха Главкию, схватил его, повалил на пол и стал бить ногами.

– Как ты посмел оставить его?

Главкий с трудом поднялся и стал клятвенно уверять Александра, что невиновен. Гефестион шел на поправку. Он отлучился всего на несколько часов. Но никакие уверения не помогли.

– Повесить! – приказал царь. – Немедленно.

И вновь повторилось то, что последовало за смертью Клита: три дня Александр не отходил от мертвого друга, ни о чем не мог говорить, укорял богов за их жестокость. Ему казалось, что жизнь кончилась и для него. Гефестиона больше нет! Нет!..

Оставшиеся игры были отменены. Развевающиеся на золоченых шестах знамена были заменены на траурные венки. Бальзамировщики из египтян, приглашенные к Гефестиону, занялись его телом.

Когда на третье утро Птолемей и Селевк вошли в покои царя, им показалось, что тот потерял рассудок. Александр стоял около своего ложа с кинжалом в руке и безжалостно кромсал им свои волосы.

– На погребальный костер кладут всего один локон, – напомнил тихим голосом Птолемей.

– Нет! – вскричал Александр, пятясь от друзей. – Ахилл остриг все свои волосы ради Патрокла.

Затем Александр осведомился:

– Лекарь повешен?

Селевк кивнул:

– Я приказал пригвоздить его тело к кресту.

Далее царь повелел:

– Остричь гривы всем армейским лошадям в знак траура.

Несколько дней подряд царь лично готовил ритуал похорон. Они должны были состояться в Вавилоне, новой столице его государства, где мавзолей Гефестиона мог бы стоять вечно. А здесь, в Экбатане, царь приказал Лисиппу воздвигнуть статую каменного льва в память об усопшем друге.

За несколько дней до прибытия в Вавилон для строительства нового флота и порта, во время одной из стоянок в гостинице на царской дороге Неарху приснился сон.

Иола в мокром, облегающем ее стройную фигуру хитоне стояла на камне посреди бескрайнего моря перед ним, восторженно кричащим ее имя. Казалось, что морская синяя гладь держит на своей поверхности их совершенные загорелые тела.

– И-о-л-а-а! И-о-л-а-а!

Он надел на возлюбленную венок из нежных роз, завернул ее мокрое тело в развевающиеся крылья своего гиматия.

Улыбаясь, Иола шутливо начала сдувать его с камня. Он, тут же поняв условия игры, рассмеялся. И, когда Иола в очередной раз дунула на него, упал в море.

Иола сняла с головы венок из роз и бросила ему для спасения.

Он поднырнул под венок и вынырнул с ним на голове.

Она весело, по-детски рассмеялась. И вдруг… исчезла…

Неарх остался один посреди бескрайнего моря. И снова стал звать подругу:

– И-о-л-а-а! И-о-л-а-а!

Но… теперь он был один среди безмолвной стихии.

Неарх проснулся рано утром с тревожным чувством и поспешил в дорогу. Он мчался до Вавилона без отдыха, меняя на станциях взмыленных лошадей. И только оказавшись перед домом, где его должна была ждать Иола, вспомнил о своей азиатской жене. Что он скажет Иоле? Может быть, вообще не стоит ни о чем говорить? Нет. Будет хуже, если Иола узнает от других. Он постарается ей все объяснить.

На пороге дома его встретила Таида. Лицо ее было печальным.

– Хайре, где Иола? – нетерпеливо спросил Неарх.

– Сначала пройдем в дом.

– Где Иола? Она осталась в Афинах?

Неарх пристально посмотрел на Таиду. Она молчала. Выражение ее глаз не на шутку встревожило Неарха.

Они прошли в комнату, удобно расположились в креслах друг против друга.

Таида сидела, опустив глаза. Когда она подняла их, Неарху стало не по себе от ее взгляда, и он переспросил:

– Где Иола?

С трудом, очень тихо Таида ответила:

– Нет больше Иолы. Ее убили.

Отважный триерарх не сдерживался перед Таидой, слезы градом катились по его лицу.

– Неужели я потерял ее?!

Подробно рассказав Неарху все о гибели любимой подруги, Таида неожиданно выплеснула ему в лицо скопившуюся обиду:

– И ты… даже ты, Неарх, посмел жениться на азиатке?

Обхватив голову руками, Неарх молчал. После долгого молчания виновато спросил:

– Откуда ты узнала об этом?

– О свадьбах в Сузах в Вавилоне знает каждый. Многие отправились туда вместе со своими дочерьми.

Гнев душил Таиду:

– Вы, сильные и мужественные люди, играли предписанные вам роли, словно актеры на сцене театра.

– Мы не могли не поддержать Александра. Это был продуманный царем план слияния двух наших народов.

Таида с презрением посмотрела на Неарха:

– Я понимаю. Царям положены браки по расчету. Они живут в мире без любви. Но ты, но Птолемей!.. Что говорить!.. Невесты были хороши собой, к тому же они из знатных родов – так почему бы и нет?

Неарх не мог произнести ни слова, а Таида безжалостно обвиняла: