— Счастливого пути, товарищ генерал, я только хотел предупредить, что впереди на шоссе пыльцу только что сбрызнуло дождем.

Однако, заглянув ему за спину, генерал Стрепетов сообразил, что в данном случае не только и не столько ради этого капитан ГАИ взмахнул своим жезлом. Настроение у генерала Стрепетова было такое, что он понимающе спросил у него:

— А этой гражданочке, капитан, куда ехать?

Отступая в сторону, инспектор открыл стоявшую у него за спиной черноглазую женщину.

— До конезавода номер один, товарищ генерал.

— Значит, ей повезло. — И, оборачиваясь, генерал Стрепетов сам изнутри открыл заднюю дверцу «Волги». — Прошу.

Но тут же, впустив пассажирку в машину, он и забыл о ее существовании, больше не обращая на нее внимания и даже не отказывая себе время от времени намурлыкивать мотивы казачьих и цыганских песен, способствовавших успеху только что законченной операции. Вот тебе и провинциальные кочубеи. Вот тебе и столичные мазепы. При этом он переваливался по пружинам сиденья своим тучным телом с боку на бок, предоставив водителю право на разговоры с только что подобранной на перекрестке у Осиного гнезда пассажиркой.

— К родне? — в подтверждение своей первоначальной, догадки поинтересовался у нее водитель, который в зеркальце уже успел разглядеть лицо-пассажирки.

— К тете, — так же кратко ответила она.

— Как ее фамилия?

— Чора.

В том, что пассажирка, которая подсела к ним в «Волгу» у Осиного гнезда, цыганка, водитель ни на минуту не усомнился. Красивая была цыганка и одета не по-деревенски. Но, зная в поселке конезавода всех цыган, и цыганок, водитель никого среди них с такой фамилией так и не вспомнил.

Генерал Стрепетов давно уже спал под их разговор, откинув голову на спинку сиденья, и усы у него при каждом вздохе вздымались, как те же «копия мечей», о которых он только что мурлыкал себе под усы.

Водитель продолжал все так же кратко расспрашивать пассажирку:

— Издалека?

— Из-за Волги, — бойко отвечала она, сверкая черными глазами в зеркальце кабины. И, в свою очередь, спросила: — Допрос окончен?

Он пригрозил: — Высажу.

— Не высадишь, — с уверенностью сказала она.

— Почему так думаешь?

— Потому что на такого ты непохож.

Он улыбнулся. Эта цыганочка не только красивая, но и неглупая была. Но все-таки ему еще кое-чего не хватало для более или менее полного знакомства с ней.

— Нет, еще не окончен. Замужем или при родителях живешь?

На этот вопрос она ответила ему уже не с такой бойкостью:

— На отца похоронная пришла, когда я еще только родилась, а мать у меня слепая. Ей во время войны при взрыве бомбы глаза обожгло. И младшая сестра ее тогда же потерялась где-то в ваших местах.

Ни слова из их разговора не слышал генерал Стрепетов, все глубже погружаясь в сон. Но, должно быть, при этом не только радужные, как следовало ожидать, сновидения витали над ним, потому что иногда его «копия мечей» грозно ощетинивались навстречу какому-то врагу. Ничего не слышал он и тогда, когда его водитель, въехав в поселок конезавода и притормозив у одного из крайних домиков, вышел из кабины и, снаружи открывая дверцу, выпустил из машины пассажирку, напутствуя ее:

— Эта Макарьевна тебя и на квартиру примет, и скорее кого-нибудь другого поможет твою тетку найти. Она о каждом знает в нашем поселке даже и то, чего он сам не знает о себе. Скажи ей, что тебя генерал Стрепетов на своей персональной «Волге» лично до ее корчмы довез.

* * *

Проводив Михаила Солдатова и вернувшись на остров, Будулай поднял бинокль к глазам, привычно обегая его мощными линзами дугу уже зарозовевших под лучами закатного солнца придонских склонов. На этот раз он, может быть, и проскользнул бы стеклами тридцатикратного «цейса» мимо серебристо-серой «Волги», которую уже привык видеть здесь по воскресеньям на одном и том же месте на косо срезанной верхушке Володина кургана, если бы теперь не донеслись оттуда до него звуки музыки. Но и не столько они задержали дальнейшее движение его бинокля вдоль раковины правобережья — мало ли теперь по выходным дням звучало здесь всякой музыкина песчаных косах вокруг острова и на воде с надувных лодок, — сколько то, что это была знакомая ему музыка. Такие переборы, сдвоенные, с бурными всплесками, могли быть только у цыганских гитар и бубнов. И ему захотелось вернуться биноклем к промелькнувшей в его стеклах женщине, которая танцевала под эту музыку на устланном полынью склоне Володина кургана.

Несмотря на то, что была она не в кофте с широкими рукавами и не в длинной со складками юбке, а в купальнике золотистого цвета, в ней сразу же можно было узнать цыганку. Ему не раз приходилось и раньше видеть и слышать одетых в цыганские костюмы танцоров и певцов, особенно в сельских клубах, когда он докочевывал вместе со своим табором до станиц и сел, и на фронте, когда к казакам Донского кавкорпуса зачастили во время наступления фронтовые ансамбли, но, как только им начинали хлопать, он обычно не знал, куда спрятать глаза, потому что настоящих цыганок и цыган среди них почти не было. А в этой, стоило ей всего лишь, как теперь перед стеклами его бинокля, повести плечом и всплеснуть над головой бубном, никто уже не смог бы усомниться. Не говоря уже о том, что только цыганка и смогла бы так суметь, на мгновение застыв — продрожать плечами. Но тут же Будулай и опустил бинокль, увидев, как она в своем золотистом купальнике сходила сперва с одним из своих спутников, а потом и с другим в лесополосу. Потом они все втроем спустились к Дону, долго там купались в правом рукаве, и, когда возвратились к «Волге», она опять танцевала, но уже не под гитары и бубен, а под транзистор. Будулаю почудилось, что однажды он уже слышал и эту грохочущую музыку, но где и когда, не смог вспомнить. И теперь уже она не одна танцевала на устланном полынью склоне кургана, а сразу с обоими своими спутниками, которые, прыгая вокруг нее и вращая задами, перетягивали ее за руки друг от друга. Тоже прыгая, приседая и колыхая бедрами, она извивалась между ними.

Будулай так и не смог понять, что это за танец, должно быть, в его годы уже поздно было в этом разбираться. Но стоило ему лишь скользнуть линзами к другим «Волгам», «Жигулям», «Москвичам», усеявшим правый берег, как он сразу же увидел, что их владельцам явно нравились и эта музыка, и этот танец. Даже какой-то проезжавший по верхней дороге в степи над хутором самосвал, съехав к лесополосе, затормозил на опушке, и его водитель как привороженный до половины высунулся из кабины. С лодок, сновавших по Дону, и с песчаных кос стали аплодировать женщине в золотистом купальнике, которая, перебегая от одного партнера к другому, подпрыгивая и приседая, все быстрее вращала бедрами под все более исступленно грохочущий транзистор. Но то ли из-за грохота ничего не услышав наверху, то ли оставшись равнодушной к тем бурным крикам, с которыми зааплодировали ей владельцы «Жигулей», «Москвичей» и других машин, она вдруг круто оборвала танец. Должно быть, устав, остановилась, махнула своим партнерам рукой и тут же, натягивая на свой купальник сарафан, пошла к «Волге».