Но, когда он все же остался вдвоем с Шелоро и она стала все-все по порядку рассказывать ему про приезжую цыганочку, которую Макарьевна привела к ней с собой, у него вскоре сон как рукой сняло. Он даже на кровати сел, свесив ноги на холодный крашеный пол.

— А когда потом довели ее под руки с кладбища, сразу рухнула в зале на диван и до сих пор спит. Не слыхала даже, как мы с Макарьевной раздевали ее. Что-то теперь будет, Егор? — давясь слезами, спросила Шелоро.

И еще не раз за ночь она, не смыкавшая глаз, будила его все одним и тем же вопросом:

— Что будет?

Но, когда уже на границе рассвета, начинавшего точиться из степи в окна, она наконец выбилась из сил, Егор сам разбудил ее:

— А про него ты сдуру не рассказала ей?

Шелоро испугалась:

— Что ты, Егор?!

— И Макарьевна?

— Она сама мне сказала, что человека и радостью можно убить.

— Значит, еще не совсем выжила из ума. Но еще неизвестно, какая эту цыганочку ожидает радость впереди, — помолчав, сказал Егор.

Приподнимаясь с подушки на локте, Шелоро заглянула ему в глаза.

— Где, Егор?

— Как будто сама не знаешь, где его теперь надо искать. Если только он оттуда еще не убег.

Шелоро перекрестилась.

— Не приведи господь.

— Пока к нему память не вернется, от него все можно ожидать.

Шелоро еще тревожнее спросила:

— А чью же он тогда в кукурузе подкову нашел?

— Далась вам, бабам, эта подкова. Смолоду я, бывало, и сам приводил к нему ковать лошадей. Лучше его среди цыган на всю степь не было кузнеца. И то, что Ваня был на него похож, вы сами же и захотели себе в голову вбить.

Шелоро опустилась на подушку.

— Ты у меня умный, Егор.

— Только смотрите, чтобы никакое радио до нее не дошло, пока я не надумаю чего-нибудь. И этой самогонщице скажи, что если пробрешется, то я и ее, и заодно тебя батогом запорю.

Шелоро придвинулась к нему, часто задышав.

— Надумай, Егорушка, ты обязательно надумаешь чего-нибудь. Дай я поцелую тебя, а потом, если хочешь, можешь до смерти меня запороть.

* * *

Как всегда по субботам, генерал Стрепетов не на своей новой «Волге» с водителем, а сам за рулем старенького «виллиса» объезжал конезавод. То и дело навстречу ему попадались грузовые машины с копнами только что убранной кукурузы. Знакомый генералу начальник Новочеркасского училища связи и на этот раз не поскупился прислать на конезавод на уборку этой «королевы полей» целый взвод курсантов.

По знаку генерала встречная машина с прицепом притормозила, и рыжий старший сержант, выпрыгнув из нее, побежал было вперед по дороге к «виллису», но генерал, не дожидаясь, сам отрулил назад. В кабине грузовой машины сидел за рулем молодой курсант. То ли от природы был он черный как грач, то ли успел уже так загореть на дорогах в табунной степи. Жестом упреждая старшего сержанта, который поднял к пилотке для рапорта руку, генерал поинтересовался:

— Сколько еще убирать?

— К вечеру в третьем отделении полностью закончим, товарищ генерал-майор, и…

— Перейдете на первое, — прерывая его, договорил генерал Стрепетов.

Рыжий старшина деликатно ответил:

— В ночь, товарищ генерал-майор, нам уже надо сниматься в город.

— Ты что, службы не знаешь?! Я, кажется, ясно сказал.

— Так точно, товарищ генерал-майор. Но приказ начальника училища…

— А кукуруза, значит, пусть останется на корню зимовать?

— Мы понимаем, и если начальник нашего училища прикажет, товарищ генерал-майор…

— Я уже сорок лет генерал-майор. Ладно, мне не меньше твоего известно, что такое непосредственного начальника приказ. Думаешь, не знаю, что сегодня у вас последний день. — Достав из кармана кителя, генерал Стрепетов протянул старшине конверт. — Передашь Андрею Николаевичу мою благодарность за помощь. Без вас нам бы с этой «королевой» до морозов сражаться, а теперь мы как-нибудь и своими силами справимся с ней. — И, повышая голос, генерал спросил через дорогу смуглого курсанта, который сидел за рулем машины. — Я вижу, у тебя уже пять звездочек на борту?

Выскакивая из машины, курсант козырнул:

— Так точно. Но к вечеру уже будет шестьсот тонн.

Внимательно вглядываясь в него, генерал Стрепетов спросил:

— Где это я раньше мог видеть тебя?

Курсант застенчиво покраснел:

— Я местный…

Рыжеусый старшина добавил:

— Сын вашего табунщика Романова, товарищ генерал…

— Вот-вот, смотрю, лицо знакомое, а вспомнить никак не могу. Значит, и эти звездочки ты заработал на отделении у своего отца? Ну что же, до будущего года, курсант Романов.

— В будущем здесь уже будут другие убирать, — ответил курсант. — Наш курс выпускной.

Генерал Стрепетов удивился:

— А я и просмотрел, когда у Егора успел вырасти такой сын. Да, идет время, — с грустью сказал генерал, поворачивая в замке «виллиса» ключ и включая мотор.

Когда за «виллисом» уже закудрявилась пыль, смуглолицый курсант небрежно бросил старшине:

— Расчувствовался дед. А еще лет пять назад был орел.

Но рыжеусый старшина не поддержал его:

— Хотел бы я посмотреть, каким вы будете в его годы, товарищ курсант. И вообще он вам не дед, а генерал-майор.

Еще минут через десять генерал Стрепетов уже отчитывал на третьем отделении старшего табунщика Егора Романова:

— Скоро будем лошадей на зимние квартиры переводить, а у тебя в каком состоянии они?! Не только хвосты, но и гривы в репьях.

Егор Романов пошмыгал кнутом за голенищем сапога.

— Никак не могу я, Михаил Федорович, с младшими табунщиками совладать. Они и слушать меня не хотят. Все ждут, когда вернется Будулай. Когда он вернется, товарищ генерал?

Генерал Стрепетов указал рукой сбоку дороги.

— А ты взойди на этот курган и спроси.

Егор Романов заморгал.

— У кого, Михаил Федорович, спросить?

— Вот так, сделай ладошки, — генерал трубой приложил свои руки к губам, — и покричи: «Ты когда вернешься, Будулай?» — Генерал Стрепетов разрубил рукой воздух. — Пора уже забывать о нем! И еще неизвестно, взял бы я его теперь в табунщики или нет. Может, прикажешь с милицией разыскивать его? Привыкай, что за состояние табуна я теперь с тебя буду шкуру спускать. Ты бы у своего сына поучился, как работать. — Егор зашмыгал кнутом за голенищем, и голос генерала Стрепетова смягчился. — Вообще-то, конечно, у тебя не самый плохой табун, но и зазнаваться тебе я не дам.