Не став дожидаться, когда серебристая «Волга» развернется на склоне Володина кургана и поднимется на верхнюю дорогу, Будулай направил линзы бинокля на другую окраину хутора к окрашенному синькой домику. Как вдруг вопль, взметнувшийся над берегами Дона и над водой, заставил его тут же вернуться. На всех рассеянных по Дону лодках и на песчаных косах почти одновременно закричали люди, вскочив во весь рост и указывая на Володин курган руками. Дернувшись туда биноклем, Будулай только и успел увидеть, как серебристая «Волга», кувыркаясь со склона Володина кургана, переворачиваясь вверх дном и опять становясь на колеса, на мгновение застряла в стенке молодых береговых верб и, проламывая ее, утюгом соскользнула в рукав Дона. Только и промелькнуло в стеклах бинокля, как по локоть высунулась из кабинки «Волги» чья-то рука, судорожно нащупывая на внешней стороне дверцы ручку. Под обрывом, в правом рукаве Дона, воронкой заколобродила вода и, разойдясь кругами, опять застыла, как стекло.

Все, кто был на берегу, бежали к тому месту, продолжая кричать и указывая на склон Володина кургана. Но, сбрасывая с себя одежду, Будулай успел заметить там только кузов самосвала, заворачивающего вокруг кургана наверх от того места, где до этого стояла «Волга».

— Это он зацепил!

— Я своими глазами видел!

— И я! И я! — вразнобой кричали люди.

К тому моменту, когда Будулай перемахнул с острова через рукав Дона, шоферы двух «икарусов», зацепив за буксирные крюки тросы и зажав в руках их свободные концы, уже ныряли под обрывом, там, где «Волга» ушла под воду. Правый рукав Дона летом обычно мелел, и вскоре один из шоферов, показавшись над водой, громко оповестил:

— Есть!

Вслед за этим и другой шофер, выныривая, в изумлении объявил:

— На колеса встала.

Еще поныряв с концами тросов в руках и выскочив потом из воды, шоферы побежали к своим автобусам. Оба «икаруса» одновременно взревели, струнами натягивая стальные тросы, и из воды показался багажник «Волги». Еще через минуту она, вся от верха до колес выкупанная, стояла на берегу.

Все бросились к ней открывать дверцы. Но Будулай еще в воде успел открыть переднюю правую дверцу и уже вытаскивал из кабины «Волги» женщину в облепившем ее сарафане. Голова ее с узлом выкрашенных в белый цвет волос откинулась у него на руках. Отступая с женщиной под большую вербу, Будулай вдруг неожиданно для самого себя по-немецки приказал неотступно сопровождающей его толпе:

— Век, век!

И, повинуясь ему, толпа отхлынула к «Волге», из которой шоферы «икарусов» вытаскивали двух мужчин в темных очках. Один из них вцепился руками в баранку руля, а другой сзади вкогтился ему в плечи так, что шоферам пришлось повозиться, прежде чем вытащить обоих из «Волги». Взяв за руки и за ноги, шоферы «икарусов» стали откачивать их, не ожидая, когда вернется из хутора чей-то поехавший туда за врачом «Москвич».

Однако Будулай вытащенную им из «Волги» женщину стал откачивать не так. На фронте на переправах не раз видел он, как солдаты откачивали своих попрыгавших в воду с разбомбленных паромов и лодок товарищей. Вытаскивая их на берег, поднимали за ноги и трясли до тех пор, пока не начинала выхлестывать из них вода.

И теперь, подняв за ноги женщину в плотно облепившем ее мокром сарафане, Будулай тоже стал трясти ее и раскачивать, как маятник, из стороны в сторону.

Ему непросто было удерживать ее на вытянутых руках. Но все-таки он удержал. И тряс ее до тех пор, пока она не содрогнулась у него в руках и не хлынула у нее изо рта зеленая вода. Только после этого Будулай положил ее под вербой на траву и, отстегивая на ней плечики золотистого купальника, невольно отвел глаза от выплеснувшейся из него смуглой груди.

Открыв глаза, она села на траве под вербой со спущенными до пояса сарафаном и купальником и вдруг с удивлением спросила:

— Это ты, Будулай?

И, опять откидываясь на траву, закрыла глаза. Лиловая краска с ресниц расползлась у нее по щекам.

Когда вернулся из хутора «Москвич» с врачом, Будулай вынес ее из-под вербы. Откинув навзничь голову с узлом мокрых белых волос, она обвисла у него на руках.

— Жива, жива! — прошелестело по толпе.

Будулай подтвердил:

— Жива.

Но о смуглолицых ее спутниках молодой врач в очках, поочередно послушав и поворочав их, на вопрос приехавшей с ним на «Москвиче» медсестры: «Камфору»? — ответил, слегка заикаясь:

— П-поздно.

Вдруг Будулай, одним взглядом охватывая их, всех троих, уложенных рядом друг с другом на траве, пошатнулся и вынужден был ухватиться рукой за ствол вербы. Он все вспомнил.

Уже начинало смеркаться, когда дежурному по райотделу милиции лейтенанту позвонил с квартиры его начальник с обычным вопросом:

— Ну как воскресенье прошло?

— Нормально, товарищ майор, — вставая за столом, отрапортовал лейтенант.

— Без ЧП? — недоверчиво переспросил начальник райотдела.

— Без ЧП, — твердо ответил лейтенант. — На Кундрючьей один дикарь с яра спикировал, но его поймали.

— Живого?

— В вытрезвитель отвезли, — радостно доложил лейтенант. — Выполняем месячный план.

Он не столько услышал, сколько почувствовал, как начальник его усмехнулся.

— До плана нам как раз и не хватало одного.

Не успев положить трубку на аппарат, лейтенант услышал, как на улице резко завизжали тормоза. Посуровев лицом, хотел уже выглянуть в окно, но дверь райотдела наотмашь откинулась и на пороге вырос парень с желтым чубом. Молча он протянул к лейтенанту обе руки.

Лейтенант нахмурился.

— Тебе что, давно уже не стригли твой чуб?

Парень посмотрел на него такими глазами, что рука лейтенанта потянулась к кобуре.

— Лучше защелкни меня, пока я не убежал, — хриплым голосом сказал парень с пшеничным чубом. — Только что под Раздорской я сразу троих угробил.

Опытный лейтенант понял, что он не врет, но счел необходимым пояснить:

— Если с повинной, можно и без наручников обойтись.

Парень шагнул к нему.

— Я не с повинной, лейтенант. Защелкни от греха.

Лейтенант взглянул в его почти белесые глаза и, больше ни слова не говоря, стал отмыкать сейф. «Вот тебе и без ЧП», — подумал он. Хорошенькой новостью предстояло ему теперь обрадовать начальника райотдела.

* * *

Всю ночь зареванная Шелоро, к которой Макарьевна привела приехавшую из-за Волги цыганку, не давала Егору заснуть. За целый месяц ему едва удалось вырваться с отделения домой в надежде выкупаться не под самодельным полудохлым душем, а в настоящей ванне, но получилось так, что в его отсутствие и в ванной, оказывается, распаялся титан, и даже ужина Шелоро на этот раз не приготовила к его приезду. Пришлось Егору доедать вчерашний борщ и, как в дремучие времена, купаться, поливая себя из корца водой, нагретой в кастрюле на плите.