— Да, хочу немного поторговать…

Чумбока знал, что Гао Цзо, если захочет, умеет очень складно врать. В свое время он причинил Чумбоке и всей его семье много горя, но сейчас гольд охотно слушал вести о родне.

Гао уверял его, что брат хорошо живет, не в долгу.

— Он счастлив! Весел! А какая дочка у него! — присаживаясь на полусогнутых ногах и поднимая лицо кверху, восклицал Гао. — Ах, как она ручками взмахивает, как лепечет! Ах, дети, я так люблю маленьких детей!

Гао Цзо знал, что если хочешь расположить к себе человека, показать, что ты добрый, и скрыть свои намерения, то надо разговаривать про детей или — еще лучше — сделать детям подарки, оказать им внимание, ласково заговорить, восхититься. Такого человека, которому дети нравятся, их родители всегда честным сочтут. Самым страшным злодеям дела их сходят с рук, если они деток приласкают.

Старик повел Чумбоку к лодкам и стал рассказывать про его родную деревню.

В это время Афоня что-то крикнул Чумбоке. Гао не отпускал его. Он сказал, что привез что-то от брата…

Афоня крикнул Чумбоку еще раз.

— Ну, погоди, — сказал он купцу. — Мы с тобой еще поговорим.

— Обязательно поговорим! Старое давно забыто, мы дружим с братом, и я рад тебе…

Чумбока пожалел, что надо уезжать на весь день, на промер протоки. «Но ничего, я еще увижу Гао. Я из-за него не еду на родину, думаю об опасности, а он, оказывается, друг мне и брату!»

Чумбоку охватило душевное волнение, когда он поехал с матросом на гиляцкой лодке. Много лет Чумбока ненавидел этого торгаша, мечтал ему отомстить. Из-за него бежал он из родных краев. Гао Цзо опозорил память его отца…

А теперь, когда Чумбока встретил его и может наказать, Гао оказался таким добрым и ласковым, так хорошо рассказывал про родных… «Я не ехал на родину из-за опасности, которая мне грозила от него и от маньчжур, а Гао, оказывается, мой друг. Как тут быть?» Торгаш сильно озадачил его.

«Ну ничего, пока вернусь, все обдумаю!..»

Старик маньчжур был и обрадован выгодными сделками, и расстроен. Он чувствовал, что все меняется даже здесь. Когда он был молод, то власть маньчжуров была могущественна. А теперь даже гиляки не уважают! Какие страшные перемены с тех пор. Рыжие хозяйничают всюду, рвут нашу страну на части. Подлые, низкие люди из простолюдинов поднимают голову. Всюду восстания… Тяжелое время! Дворяне живут хуже, чем в прежнее время, зато торгаши наживаются, особенно те, что заводят дела с иностранцами в портах, в Шанхае например, торгуют опиумом и развозят его по всей стране. Из-за торгашей гибнет дворянство — цвет народа! Гибнет, приучаясь к яду, привезенному иноземцами, наш народ. Страшные времена!

«Если в городе будут меня винить, что не задержал русских, то ответ прост. Не желал кровопролития, поэтому избежал столкновения. Губернатор, когда отправлял, сказал: при встрече с русскими не ссориться, быть полюбезней, как водится между соседями. Объясню, что хотел быть благоразумным, сойтись с ними, выказать вежливость и выведать намерения». Старик мысленно пытался оправдать себя, но он знал обычаи и законы своей страны: неприятности могли быть.

«Купцы мои, кажется, не очень озабочены, что сюда явились русские, — думал старик, глядя на спутников, — им горя мало. Низкие люди! Рады, что смогут извлекать тут выгоду».

У капитана сила и товары. Не плохо бы, конечно, самому завести с ним дружбу и торговать. Он не продает яда, его торговля простая и честная. Может быть, по-своему справедливы намерения русских.

Старик был человек умный, надменный и строгий. Его потому и послали сюда, чтобы все проверить. Он считался одним из самых честных сан-синских чиновников. То, что он увидел у русских и услышал от капитана, заинтересовало его. Русские, конечно, решили занять эти земли! Он чувствовал это по общей обстановке, по твердой уверенности капитана, по настроению гиляков, которые поголовно предались русским. Как они, собаки, переменились!

Старик уже несколько лет не ездил сюда. На этот раз и он, и его спутники, бывавшие здесь раньше, почувствовали себя гостями, а не хозяевами.

Старик знал, что дружбу с иностранцами, интерес к их жизни власти не поощряют, что это унижает чиновника в глазах начальства.

Но теперь такое время, что и явно и тайно всех начинают занимать чужеземцы. По закону все запрещено чиновнику, но теперь многие извлекают выгоды за счет отступлений от старых обычаев и порядков, от самых основ, на которых стоит империя. Что-то случилось, и все стало расползаться. Власть строга еще, конечно, крепка, сильна, но умный человек видит — все идет не так, и не мне, полагал старик, маленькому человеку, противиться ходу событий. Сама судьба посылала и ему удобный случай. Русские товары в Кяхте дороги… А здесь они очень дешевы.

В душе он давно уже осуждал многие законы в своей стране. Как бы просто, казалось, можно жить и торговать к обоюдной выгоде!

Противоречивые чувства владели старым маньчжурским чиновником, когда он сидел в ожидании гостей, приказав повару приготовить самый лучший обед.

Русские уже собирались, и Козлов сказал капитану:

— А как у старика глаза разбежались на товары, Геннадий Иванович! Вот уж он доволен будет подарками! Старухе отвезет красного-то сукна!

«Он не токмо это, а и себя заложит…» — подумал Конев и сказал мрачно:

— Торгашить горазды!

Старик вышел встречать гостей с улыбкой, вежливо поклонился, развел руками и пригласил их в шалаш, сделанный из елового корья. Пол был устлан белыми циновками из рисовой соломы.

Капитан передал подарки: старику — красного сукна и ситца, а его спутникам — по отрезу от сукон попроще.

Старик принял все с поклонами. Капитан заметил, что он немного озабочен.

Все уселись на низкие скамеечки. По обе стороны капитана — Шестаков и Козлов, а с ними рядом, прямо на циновках, поджав ноги, — Позь и Афоня.

Перед русскими поставили маленькие лакированные столики. Старик устроился напротив капитана.

Служили двое бойких молодцов с черными косами. Водку подали в медных бутылях. Появилось красное вино. Пили из маленьких фарфоровых чашечек. Одно за другим подавались блюда: черепаховый суп, острые соусы, рис, курица, свинина, бобы. В одном из кушаний оказались и свинина, и курица, и что-то вроде рыбы, но было вкусно. Невельской опять расспрашивал про край, про реки и селения. Маньчжуры отвечали на этот раз гораздо охотней и лишь изредка переглядывались, и тогда капитану казалось, что они все еще чего-то опасаются.

— С тобой выгодно торговать, — наконец сказал старик, — мои товарищи хотели бы продолжать с тобой торговлю.

— На Иски у меня лавка и селение, — отвечал Невельской. — Приезжайте туда на будущий год, и будем торговать. Вам нужны наши товары, а нам — ваши. Мы будем рады, если ваши купцы будут приходить к нам. Мы будем очень довольны. Мы будем соблюдать ваши законы, когда будем у вас, а вы, когда бываете здесь, — наши.