Когда-то наша страна была обильной. А теперь все, что произрастает, гниет, дожидаясь, пока комитеты решат, кому отдать, кто станет это перевозить и сколько это будет стоить. А народ тем временем голодает.

Мятежников – это те, кто недоволен Орденом – обвиняют в том, что это по их вине люди голодают, и все приходит в упадок, и все больше людей арестовывают и казнят. Мы – государство смерти. Орден вечно вещает о своей заботе о человечестве, но их политика не сеет ничего, кроме смерти. По пути сюда я видел тысячи и тысячи трупов, не считанных и не похороненных. Новый мир обвиняют во всех грехах, винят во всех неудачах, и молодежь, желая покарать угнетателя, идет на войну.

Однако многие начали понимать истинное положение вещей. Они и их дети – я и такие, как я – жаждут свободы, чтобы жить своей собственной жизнью, а не быть рабами Ордена и его царства смерти. У меня на родине неспокойно, да и здесь тоже. Грядет восстание.

– Неспокойно? Здесь? Что-то не замечал.

Виктор лукаво улыбнулся.

– Те, у кого восстание в душе, не показывают своих истинных чувств. Орден, вечно боящийся мятежа, пытками выбивает признание из арестованных по ложному обвинению. Каждый день происходит все больше и больше казней. Те, кто хочет перемен у лучшему, вовсе не намерены преждевременно становиться мишенями. В один прекрасный день, Ричард, начнется восстание.

– Не знаю, Виктор, – покачал головой Ричард. – Восстание требует решимости. Сомневаюсь, что такая решимость тут имеется.

– Ты видел людей, недовольных существующим положением вещей. Ицхак, те люди на сталелитейном, мои люди и я сам. Все, с кем ты имеешь дело, за исключением чиновников, которым ты суешь взятки, жаждут перемен. – Виктор поднял бровь. – Никто из них не жалуется в комитет или комиссию на твою деятельность. Ты можешь не захотеть иметь с этим ничего общего и имеешь на это право, но есть и такие, кто прислушивается к слухам о свободе с севера.

Ричард напрягся.

– Свободе с севера?

Виктор торжественно кивнул.

– Ходят слухи об избавителе: Ричарде Рале. Он возглавляет северян в борьбе за свободу. Говорят, что благодаря этому Ричарду Ралу мы восстанем.

Не будь это так трагично, Ричард расхохотался бы.

– А откуда ты знаешь, что этот самый Ричард достоин того, чтобы за ним идти?

Виктор уставился на Ричарда тем взглядом, какой тот запомнил еще с самой первой встречи.

– Человека можно оценить по тому, кто его враг. Ричарда Рала император, брат Нарев со ученики ненавидят так, как никого другого. Он тот самый. Это он несет факел революции.

Ричард смог выжать лишь виноватую улыбку.

– Он всего лишь человек, дружище. Не преклоняйся перед человеком, преклоняйся перед его делом.

На лице Виктора, полном эмоций и с горящим огнем свободы в глазах, снова появилась обычная волчья ухмылка.

– А, так ведь именно так сказал бы Ричард Рал. Поэтому-то он и есть тот самый.

Ричард посчитал за лучшее сменить тему. Он заметил, что уже становилось светло.

– Ладно, мне пора. Не сомневаюсь, ты придумаешь, что делать с камнем, Виктор. Оно само придет в нужное время.

Кузнец метнул на него деланно сердитый взгляд, но это был лишь бледный отблеск гневного взора.

– Я именно так всегда и считал.

Ричард почесал затылок.

– А ты хоть что-нибудь изваял, Виктор?

– Нет, ничего.

– А ты уверен, что умеешь ваять? Что у тебя есть способности?

Виктор постучал по виску, словно желая разубедить скептика.

– Вот тут у меня есть способности. Вот этим я вижу красоту. И для меня лишь это важно. Пусть я даже никогда не прикоснусь резцом к этому камню, я все равно всегда буду видеть заключенную в нем красоту, и этого Орден никогда не сможет отнять у меня.

Никки прошла через двор, направляясь к веревке, где сохло белье. Она смахнула пот со лба. Лето еще не наступило, а уже такая жара. У нее ломило спину от утренней стирки и прочей домашней работы. Другие женщины весело сплетничали под теплым солнышком, то и дело хихикая над какой-нибудь забавной историей из семейной жизни. Казалось, все обитатели дома начали оживать вместе с весной.

Впрочем, Никки знала, что весна тут ни при чем.

И это ее здорово злило. Сколько она ни пыталась, никак не могла понять, почему у Ричарда все получается. Никки уже начала думать, что если утащить его в самую глубокую пещеру, какую только сможет отыскать, то солнечные лучи все равно сумеют пробиться в самую темную яму, чтобы осветить Ричарда. Можно подумать, что тут задействована какая-то магия, но она-то точно знала, что никакой магией Ричард не пользуется.

Задний двор, такой запущенный, заросший, грязный и заваленный кучами мусора и отбросов, теперь превратился в огород. Живущие в доме мужчины вечерами после работы очистили двор от грязи. Даже некоторые из тех, кто не работал, вышли вместе со всеми, чтобы помочь с расчисткой. А потом женщины вскопали землю и устроили огород. Так что теперь у них будут овощи. Овощи! И поговаривают о том, чтобы завести кур.

Раньше был один-единственный туалет в самом дальнем углу, переполненный и жутко грязный, а теперь у них две новые кабины в отличном состоянии. Больше не нужно подолгу дожидаться своей очереди, и не стало настойчивых просьб побыстрей освободить помещение и скандалов. Камиль с Набби помогли Ричарду сколотить кабинки из деревяшек, вытащенных из мусорных куч в собственном дворе или принесенных с других помоек.

Никки глазам своим не поверила, когда увидела, как Камиль и Набби – оба в рубашках – копают ямы для новых уборных. Все их сердечно благодарили, а парни сияли от гордости.

Очаг во дворе тоже привели в порядок, и теперь женщины могли ставить несколько горшков одновременно, и дров уходило значительно меньше. Ричард вместе с другими мужчинами сделали подставки для корыт, чтобы их женам не приходилось при стирке сгибаться в три погибели или стоять на коленях. Сделали они и простенький навес из обнаруженных в мусоре обрывков брезента, чтобы женщины не мокли под дождем, когда занимаются стиркой или готовкой.

Обитатели соседних домов, сперва весьма скептически относившиеся к такой активности, начали проявлять любопытство. Ричард, Камиль и Набби охотно объясняли, чем занимаются и что соседи тоже могут привести свои дома в порядок, и даже помогли им начать. Никки орала на Ричарда за то, что он тратит время на чужие дома. А он ответил, что именно она, Никки, все время ему твердила, что помогать другим – его долг. И Никки не нашла, что ответить. Во всяком случае, так, чтобы не выглядеть идиоткой.

Показывая людям, как можно улучшить свой быт, Ричард не читал лекций и не поучал. Он просто – и Никки совершенно не понимала, каким образом – ухитрялся заражать других своим энтузиазмом. Ричард не говорил людям, что им нужно делать, чтобы улучшить свой быт. Он приучал их думать самостоятельно и находить свои решения. И получилось так, что Ричарда полюбили все. И Никки оставалось только молча скрежетать зубами.