Из сопоставления всех данных, кажется есть основание заключить, что непосредственные потери Великобритании, явившиеся следствием крейсерских операций противника, не превосходили 2,5 процента всего достояния морской торговли монархии, и что эти потери отчасти возмещались призовыми судами и товарами, взятыми у противника ее военными судами и приватирами. Остальная доля потерь возмещалась, может быть даже вполне, широким развитием торговых операций под нейтральными флагами. Хотя суда, носившие эти флаги, также, без сомнения, не оставались без нападения со стороны неприятеля, тем не менее названные операции были почти единственной причиной роста торговли, совершавшейся через Великобританию с континентом и через континент Европы, причем каждая тонна товаров оставляла часть своей стоимости на увеличение благосостояния Великобритании. Летописи рассматриваемой эпохи показывают, что убытки, являвшиеся следствием захвата коммерческих судов, проходили незамеченными посреди обыкновенных случайностей и житейских неудач; ни размеры их, ни последствия не были достаточно велики для того, чтобы привлечь к себе общественное внимание, при постоянном увеличении национального богатства и развитии деятельности, сопряженной с его накоплением. «При всех военных и финансовых операциях, – говорит один писатель, – барыши нашего предприимчивого населения далеко превышали все расчеты, хотя непроизводительные классы и могли страдать при этом от обесценения денег и несоразмерности налога. Наша торговля более чем удвоилась сравнительно с самым цветущим состоянием ее в счастливейшие годы мира». Правда, на картине общего благосостояния были и темные тени, потому что война всегда сопровождается страданиями в известной части населения, так же, как и затратою сил; но по отношению к предмету исследования настоящей главы – торговли и ее судьбы во время войны – в течение многих лет существовало только одно мнение. Министр, как глава торговли и финансов, радовался из года в год увеличивавшейся деятельности народа и росту доходов. Не только новые налоги уплачивались свободно, но и старые становились все продуктивнее. Эти проявления богатства обнаружились не сразу. Первые тревоги по объявлению войны сопровождались, как это бывает всегда, «потрясением системы и сокращением мускулов»; но по мере того как неприятель все более и более уступал господство на море, и последствия морских побед 1797 и 1798 годов упрочивали все более и более абсолютное владычество на нем Великобритании, для предприимчивости населения открывались новые пути, и энергия возрастала, делая его готовым воспользоваться представлявшимися случаями.

Теперь надлежит обсудить роль торговли под нейтральным флагом в расширении и сохранении этой необыкновенной фабрики богатства, действовавшей при всех переживаемых населением тревогах и страданиях, неизбежных в военное время, так как эта роль была причиной тех замечательных мероприятий, принятых обеими воюющими сторонами против нейтральной торговли, которые сообщили столь исключительный и прискорбный характер последним годам борьбы и глубоко повлияли на мировую торговлю. В самом начале войны Великобритания решилась увеличить для себя возможность пользования услугами нейтральных держав, сделав уступки в той статье Навигационного акта, которая требовала, чтобы три четверти личного состава на британских коммерческих судах были британскими подданными. 30 апреля 1793 года эта статья была заменена другой, допускавшей на названных судах три четверти личного состава из иностранцев, – для замещения ими британских матросов, требовавшихся для усиленной комплектации военных судов. За этим изменением следовали время от времени – по мере того как число врагов Великобритании умножалось с каждым новым завоеванием и новым союзом Франции, – указы и прокламации, более и более нарушавшие дух Навигационного акта, с целью привлечь нейтральные суда для совершения операций, которые до сих пор были правом лишь британского флага. Требование матросов в военный флот, риск столкновений с крейсерами противника, задержки в портах и на пути, сопряженные с плаваниями караванами под конвоем, совершенно остановили и даже до некоторой степени отодвинули назад развитие транспортного дела под британским флагом. А между тем серьезное положение Великобритании, как великой промышленной державы, в связи с упадком производства на континенте, явившимся следствием войны, и постоянным возрастанием требований на мануфактурные товары со стороны Соединенных Штатов, вызывало настоятельную нужду в увеличении числа торговых судов. Умножение материалов для торговли Великобритании шло ускоренными шагами, в то самое время, как коммерческий флот ее делался менее способным соответствовать спросу на него. Так, в 1797 году, когда британский военный флот был вынужден оставить Средиземное море, вся левантийская торговля, прежде совершавшаяся исключительно через посредство британских судов, сделалась доступной для всех нейтральных держав. В 1798 году, когда и Испания уже участвовала в войне с Великобританией, последней пришлось допустить перевозку сырого материала – испанской шерсти, требовавшейся в огромном количестве для выделки сукон, – на судах всех нейтральных государств. Британским подданным был дозволен ввоз в Великобританию на нейтральных судах колониальных продуктов даже из враждебных стран, хотя и не для потребления в ней самой, но для вывоза их через нее в Европу – процесс, при посредстве которого она и получала с этих продуктов пошлину, без прямого влияния на деятельность рынка британского колониста. Последствия этих различных условий и мероприятий могут быть выяснены лучше всего следующими числовыми данными, которые указывают одновременно и на расширение британской торговли, и на застой британского транспортного дела, а также и на вызванный этим рост нейтрального флота.[163]

Таким образом, одновременно с тем, как торговые операции королевства за восемь лет столь значительно увеличились, потребовав для перевозки товаров в 1800 году флот, превосходивший по вместимости флот 1792 года почти на 650 000 тонн, собственно британский торговый флот сократился; нейтральный же флот, разделявший с ним транспортное дело, увеличился настолько, что вместимость его, составляя в 1792 году 13 процентов общей вместимости, возросла в 1800 году до 34 процентов.

Значение этих фактов не могло избежать внимания французского правительства, а также и не возбудить ревнивого отношения к делу некоторых классов, интересы которых были связаны с ходом транспортного дела в самой Великобритании; но в первой войне эти классы не были сплочены другими сильными и чувствительными интересами, которые постепенно вынудили министерство на ряд актов, глубоко обидных для всех нейтральных сторон, и более всего для Соединенных Штатов. Во Франции первоначальная симпатия революционеров к Англии, основывавшаяся на надежде, что она также будет вовлечена в поток их движения, быстро охладилась и сменилась раздражением, даже большим, чем-то, которое так давно уже эти державы питали друг к другу. Победоносное везде на континенте, французское правительство видело перед собой только одного непобедимого врага – морскую силу; оно знало, что владевшая этой силой держава своими субсидиями и подстрекательствами поддерживала постоянно возобновлявшиеся враждебные действия континентальных государств, и видело, что только одна эта держава посреди общего смятения и обеднения стоит спокойно и увеличивает свое богатство, не только блестящее, но и прочное. Поэтому Директория пришла к заключению, – которое Наполеон сделал базисом своей политики и которое он никогда не уставал провозглашать, – что Великобритания поддерживала войну и способствовала разладу между державами с прямой целью построить свое благосостояние на развалинах торговли всех других держав, свою силу – на развалинах всех Других военных флотов.[164]В то же самое время французское правительство упорно держалось того глубокого заблуждения, которое было получено им в наследие от прошлых кампаний, что война, направленная против торговли Великобритании, была средством уничтожить ее. Оно знало, что хотя на море действовали французские приватиры в огромном числе и у британцев было взято очень много призов, великая морская держава все-таки непрерывно развивалась, становясь с годами все больше и сильнее. Оно знало также, что ее фабричное производство увеличивалось, что продукты ее наводняли континенты, что продукты Ост– и Вест-Индий, Балтики и Средиземного моря сосредоточивались в Великобритании. Что через нее шла даже в самую Францию, а не только уже в остальные страны континента, большая часть тропических товаров. Было только одно объединение этого настойчивого спасения от, по-видимому, верного уничтожения; и это объяснение надо было искать в поддержке нейтрального транспорта и в наполнении карманов нейтрального потребителя. От этой посылки «фатальная логика» Французской революции неудержимо пришла к заключению, что всякое нейтральное судно, зафрахтованное для транспортной службы британцами, оказывает помощь Англии, по этой самой причине оно враждебно Франции и подлежит захвату. Наполеон только распространил этот принцип, когда объявил, что нет более нейтральных держав, и предоставил Швеции, жаждавшей только спокойствия, на выбор: «Войну с Францией или пушечные ядра по английским судам, которые приблизятся к вашим портам».