Выслушивать это было для Лоры настоящей мукой. Вышеозначенным отцом был Жослин Шарден, который удовлетворился ролью крестного, и этого было вполне достаточно, по мнению его жены-собственницы. Бетти ругала себя за сорвавшиеся с языка слова. «Не мне судить кого бы то ни было, — думала она. — Тала повела себя так же, как я, но она, по крайней мере, была вдовой и никого не обманывала».

Воспоминание о наслаждении, которое она испытала с Полем Трамбле, заставило ее невольно вздрогнуть. Прикрыв глаза, она позволила себе погрузиться в мысли, которые были и стыдными, и преисполненными тоски. «Даже если он соблазнил меня, чтобы выполнить задуманное, он не торопился, он умело ласкал меня и был внимателен. От его поцелуев я просто сходила с ума. Я не могла устоять».

Конечно, роженице не пристало вспоминать подобное. Она тряхнула головой и открыла глаза.

— Лора, я спущусь вниз выпить настой. Если вы проголодались, есть вчерашний пирог. Я испекла его для Симона, но Шарлотта пригласила жениха на пикник в каньон. И я решила не мешать нашим влюбленным.

В тот момент, когда Бетти откинула простыню, низ живота пронзила сильная и продолжительная боль. От удивления женщина вскрикнула.

— На этот раз дело пошло, — проговорила она, прерывисто дыша.

— Хотите, я позвоню акушерке из Шамбора, той, что вас осматривала в прошлом месяце? Я отправлю за ней Симона на машине. Добегу до дома и тут же вернусь.

— Нет, я предпочитаю поручить себя заботам мадам Бабен, повитухи из Роберваля. Ну вот, Лора, кончилось. Но схватка была сильнее, чем прежде. Думаю, началось. Скорее бы, Господи!

Бетти лежала, откинувшись на подушки, на лбу блестели капли пота. Она молилась вполголоса, умоляя Деву Марию облегчить ее страдания.

— Остается только терпеть, — произнесла она смиренно через полчаса. — Теперь все идет хорошо, схватки становятся регулярными и все более и более частыми.

На лестнице послышались чьи-то легкие шаги. Очевидно, что это был не Жозеф. В дверь постучали, и женщины услышали голос Эрмин.

— Можно мне войти, Бетти?

— Ну конечно, Мимин!

Молодая женщина открыла дверь, но прежде, чем она вошла, женщины увидели букет небольших желтых роз, перевязанный белой лентой. Цвет роз прекрасно сочетался со светлыми волосами и свежим цветом лица посетительницы.

— Я срезала их у себя во дворе. У семейства Дунэ все росло, что они ни посадят. А с таким солнцем каких только сокровищ мы еще ни увидим в палисаднике!

— Какая ты внимательная, Мимин! — воскликнула Бетти. — Мне будет веселее. Думаю, эти цветы — хороший знак. Лора, раз Эрмин тут, сходите к себе и поешьте. Спасибо, вы прекрасная сиделка!

— Хорошо. Оставляю вас вдвоем. Я расскажу вашему мужу, как идут дела, и скоро вернусь.

Эрмин принесла вазу, наполненную водой, и поставила ее на лестничную площадку. Сначала она занялась цветами, потом удостоверилась, что в комнате все готово к появлению новорожденного. После рождения второго ребенка каждая женщина в этих краях знала, что необходимо в подобных случаях. Однако она не увидела деревянной колыбели, служившей в младенчестве Симону, Арману, Эдмону и Мари Маруа. Вымытая, с безукоризненной белизны бельем и тюлевым пологом, она дожидалась своего часа на чердаке, накрытая полотном. Жозеф мог принести ее в любой момент.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Эрмин. — Выглядишь неплохо, это меня радует.

— Он не торопится, как и предыдущие четверо. И знаешь, есть одна вещь, которая меня мучает и которую я не могла сказать твоей матери. А если этот малыш будет похож на Трамбле? Я все утро думаю об этом человеке. Не может ли ребенок быть каким-то ущербным мне в наказание?

— Прекрати говорить глупости! — воскликнула удивленная Эрмин. — Это ваш ребенок, твой и Жозефа. И если это даже не так, нет никакой разницы. Никто об этом никогда не узнает. Нужно думать о будущем, Бетти!

— Да, ты права…

У Бетти перехватило дыхание, и она не смогла больше произнести ни слова. Боль была такая, что она глухо застонала, а ее ноги под простыней задрожали. За схваткой последовало облегчение.

— Боже! — прошептала она. — Дай мне силы выдержать все это! Окажи мне услугу, Мимин. Если Мари придет домой вместе с Жо, отправь ее к своей матери. Она девочка чувствительная, и я не хочу, чтобы она испугалась моих криков.

— Думаю, мама считает точно так же. Мирей ею займется. Бетти, наверное, стоит позвать доктора.

— Доктора? Зачем это? Когда я рожала Симона, да и потом тоже, мне помогали Анни Дюпре и Селин Тибо, и все прошло хорошо. Она была такая умелая, эта Селин! Я что-то давно не видела ее старшего сына Пьера. Ты что-нибудь о нем слышала?

— Нет, ничего! — солгала Эрмин. — Я прекрасно помню тот летний день, когда Арман появился на свет. Я тогда убежала из дома, потому что душа разрывалась от твоих криков. Мне было четыре с половиной года, и я ни о чем еще не подозревала. Я побежала к мельнице Уэлле, и корова преградила мне дорогу. На помощь кинулась сестра Мария Магдалина, она тогда была моим ангелом-хранителем. В тот день она мне сказала, что хотела бы удочерить меня, отказавшись от данного ею обета. Увы! Испанка унесла ее, как и Селину Тибо, как и многих других в наших краях.

Бетти кивнула. Лицо ее опять исказилось гримасой боли — схватки возобновились.

— Пойди позвони повитухе, Мимин. Может быть, она сможет прийти… Но главное, не зови доктора. Мне будет неудобно, если осматривать меня станет мужчина.

— Хорошо. Сейчас!

Лора встретила дочь на крыльце дома Маруа. Она несла большое цинковое корыто.

— У Бетти в комнате я его не увидела. Куда ты бежишь, Эрмин?

— За мадам Бабен. Спасибо, мама! Поставь кипятиться воду.

— Не беспокойся. Дело продвигается?

— Хотелось бы думать! Воды отошли уже давно. А схватки все продолжаются. Если бы здесь могла появиться бабушка Одина, от нее было бы больше пользы, чем от всех этих врачей. Я так легко родила Мукки только благодаря массажу, который она делала, и ее отварам.

— Бабушка Одина, Киона, Тала! Только и слышу про твоих индейских родственников! — сухо заметила раздраженная Лора. — Предлагаю тебе щелкнуть пальцами, и пусть твоя пресловутая бабушка Одина окажется тут, перед нами, переместившись в пространстве!

— Мама, как ты можешь так говорить? У Бетти тяжелые роды, а ты говоришь глупости! На самом деле ты совсем не изменилась.

— Прости меня, родная! Твой отец и Жозеф просто вывели меня из себя! Они сидят за бутылкой шерри и посмеиваются, обещая друг другу подняться на сахароварню, если, конечно, еще смогут идти, не качаясь. А тем временем Бетти мучается, как могут мучиться только женщины. Шарлотта дуется в своем углу, потому что Симон отказывается везти ее в город. Иногда я прихожу в отчаяние от ее убежденности, что она — центр мироздания.