Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда Кьюбитт сосредоточил внимание на окружавшей его богатейшей цветовой гамме, пытаясь проверить гармонию алгеброй и свести природные краски к номерам, выдавленным на свинцовых тюбиках масляных красок. Потом художник подумал о том, что, придя сюда завтра утром, сделает неплохой набросок этой части мыса, и удовлетворенно вздохнул.
– Но созданный сейчас в воображении образ необходимо сохранить в памяти, чтобы не думать завтра, с чего начинать, – пробормотал он с отсутствующим видом.
Художник настолько углубился в свои мысли, что не расслышал, как к нему подошла Децима, и вздрогнул, когда она с ним заговорила:
– Норман?
На фоне голубого неба силуэт девушки показался Кьюбитту почти черным и слишком вытянутым в высоту. – Наверное, потому, что он смотрел на нее снизу вверх. Кьюбитт поднялся на ноги, расправил плечи и посмотрел ей в лицо.
– До чего же красивая… – протянул он. – Мне все кажется, что ты – античная богиня, вышедшая из моря.
Девушка потупилась и промолчала. Тогда Кьюбитт взял ее за руку и отвел туда, где росли деревья, а их силуэты не проступали на фоне моря. Они стояли и смотрели друг другу в глаза.
– Никак не могу отделаться от смущения, – проговорила Децима. – По идее, я должна была испытывать стыд, сочувствие к Уиллу, сильнейшее душевное волнение и беспокойство. Но ничего этого не чувствую. И с самого утра задаюсь одним-единственным вопросом: как случилось, что мы неожиданно и почти мгновенно влюбились?
– Для тебя это, может, и неожиданно, – ответил Кьюбитт. – Но не для меня.
– Но… Неужели это правда? И как давно?
– С прошлого года. А если точнее, то с первой недели лета прошлого года.
Децима отвернулась от него и стала смотреть в сторону.
– Но разве ты не знал? Честно говоря, я думала, что ты догадываешься…
– О тебе и Люке? Да, догадывался.
– Обо всем?
– Да, моя дорогая.
– Мне бы очень хотелось, чтобы ничего этого не было, – тихо сказала Децима. – Мне ужасно стыдно. И не из-за каких-то моральных соображений, а по той простой причине, что я показала себя настоящей дурой. Поскольку сама перед собой притворялась, что лишь ублажаю свое женское естество, хотя на самом деле совершенно потеряла голову и вела себя подобно какой-нибудь деревенской молочнице.
– Но ты ведь любишь пролетариат, не так ли? – произнес Кьюбитт. – А деревенские молочницы – тоже пролетарки и ничем не хуже других представителей этого славного класса.
– Ты бестактен, – пробормотала Децима, улыбаясь и плача одновременно, а потом бросилась в распахнутые им объятия.
– Если бы ты только знала, как я тебя люблю, – прошептал Кьюбитт.
– А на первый взгляд не скажешь. Уверена, что человек со стороны ни за что бы об этом не догадался.
– Ты так думаешь? На самом деле те, кому надо, догадались.
– Кто?! – в ужасе воскликнула Децима. – Надеюсь, не Уилл?
– Нет. Мисс Дарра. Сама мне об этом сказала. Я тоже заметил, как она на меня смотрела, когда ты оказывалась поблизости. А я, Господь свидетель, чего только не делал, чтобы как можно реже смотреть на тебя. Хотя мечтал смотреть на тебя не отрываясь.
Через некоторое время Децима высвободилась из его объятий.
– Боюсь, я не должна обниматься с тобой, – пробормотала девушка. – Потому что это может плохо кончиться. А нам сейчас нужно быть особенно осторожными.
– Понял тебя. Действительно, пора возвращаться с небес на землю. Впредь обещаю руководствоваться не чувствами, а разумом. Вот сигарета, Децима. Покури, тебе поможет. И бога ради – не смотри на меня. Лучше сядь. Вот сюда. И послушай, что я тебе скажу. Ты помнишь утро того рокового дня?
– Когда вы с Себастьяном перевалили через холм и вышли на тропинку?
– Да. В тот самый момент, когда ты говорила Люку, что можешь его убить. Скажи, это ты сделала?
– Нет, что ты…
– Ну, разумеется. Я тоже его не убивал. Но в это утро все мы наделали кучу ошибок. К примеру, мы с Себом отрицали, что видели Люка, возвращаясь с мыса Кумби-хед в тот день. И мне кажется, Аллейн не поверил нам. Поэтому я испытал неприятное чувство, когда детектив заявил, что собирается переговорить с тобой. Прямо не знал, что и делать. Подумав, я потащился за ним, отправив Себа в гостиницу. Но, похоже, опоздал. Ты ведь сказала ему об этом, не так ли?
– Я сказала, что в то утро мы с Люком поругались, поскольку Люк пытался… хм… поцеловать меня, применив силу. А обо всем остальном я ему не сказала. Короче, солгала. Сказала, что раньше он ко мне не приставал. Странное дело, но я вдруг ужасно испугалась и буквально заледенела от страха. Не знаю, что вы с Себастьяном наговорили этому полицейскому, но я опасалась, что если он узнает о моих с Люком отношениях и ссоре, то… Ну, ты знаешь, как говорят? Что яд – оружие женщины, и все такое… И эта мысль преследовала меня. Так что не помню точно, что именно сказала ему. Я просто потеряла голову. А тут еще второй полицейский подошел… Фокс, кажется, его фамилия. Он все время что-то писал в своем блокноте. Ну а потом появился ты… и я немного расслабилась. Тебе этого не понять. Это словно стоишь один в темноте ночи и трясешься от страха, и вдруг кто-то неожиданно приходит тебе на помощь и становится рядом.
– А почему ты не осталась со мной, когда они ушли?
– Не знаю. Мне было необходимо подумать. Противоречивые чувства и эмоции просто захлестывали меня.
– Я очень боялся, что ты не придешь сюда сегодня вечером, Децима.
– А мне и впрямь не следовало сюда приходить. Потому что есть еще Уилл, и я ума не приложу, как с ним быть.
– Расскажи ему обо всем.
– Это станет для него настоящим шоком, – проговорила Децима. – И у него почти наверняка начнется депрессия.
– А ты вышла бы за него замуж, если бы между нами ничего не произошло?
– Я не говорила, что выйду за него.
– Вот я и спрашиваю тебя об этом.
– Боюсь, я потеряла всякую веру в институт брака.
– Ты узнаешь, правда ли это, только когда испытаешь на себе его узы, дорогая.
– Я дочь фермера. Крестьянка, если уж на то пошло.
– Худшее в вашем коммунизме, – сказал Кьюбитт, – это ваш снобизм. Только и думаете что о своей классовой принадлежности. А все остальное для вас не играет роли… Ну-ка, иди сюда…
– Норман, – произнесла Децима, не сдвинувшись с места, – как ты думаешь, кто сделал это?
– Не знаю. Даже представить себе не могу.
Кьюбитт взял ее за руки, приложил ладони к своей груди и, секунду помолчав, ровным голосом поинтересовался:
– Скажи, Уилл догадывался о твоей интрижке с Уочменом?
Децима отдалилась от Кьюбитта и посмотрела на него в упор.