* * *

Около двух часов ночи Алан с ноги открыл дверь и ввалился в курительную комнату, где после рабочего дня и скучного вечера квасили Казимир и Дементий. Нем как рыба, второй генерал подошел к столу, за которым коллеги резались в домино, и, разомкнув стиснутые губы, выругался.

— Суки затрепанные, ненавижу уродство жизни.

Сапогом он подтолкнул к себе ободранный табурет и грохнулся за стол. Глаза Алана непримиримо остановились на бутылке водки, стоящей на фоне грязно-серых, давно не ремонтированных стен. «Курилка» была бездарным помещением, заброшенным хозяевами и изредка используемым для такого же бездарного времяпрепровождения в сплетнях и клубах дыма уставшими от роскоши мужчинами. Дело в том, что по негласному правилу вход в эту комнату был ограничен узким кругом «своих», то есть: генералов и избранных элитных воинов, что порой очень помогало отгородиться от всего на свете.

Стены разрывал спертый воздух. Резкий запах одеколона Каза вторгался в неуловимую композицией дезодоранта Дементия, обильно сдобренного духом собственного тела. Когда-то пролитое у бара и так и оставленное неубранным вино, сопревшим дурманом пьянило ноздри, прибавляясь к крепкому табачному дыму. Наполовину открытая дверца древнего буфета неумело звала единственной достопримечательностью мрачной посредственности окружающего помещения.

Оседлавший табуретку Каз повел бровью.

— Ты про кого? — не понял младший генерал.

— Ну не про вас же!.. Презираю сучьих проституток!.. — злобно выпалил Алан. Он дернулся за бутылкой и, сдвинув локтем разложенные на столе косточки, сделал себе из воздуха граненый стакан.

Казимир и Дементий коротко переглянулись. Генеральские ладони без сговора опустились одна на другую, издавая лаконичные звуки аплодисментов.

— Наконец-то дошло, — размеренно произнес Дементий. — Браво!.. — он поднял большой палец вверх.

— На самом деле, ты просто ими злоупотребляешь, — резонно заметил Казимир.

— Тупые, жадные, извращенные курвы, которые живут за наш счет!.. Ни на что негодный контингент с завышенной самооценкой! Проблема трех миров — бабы!.. — Алан выпил одним махом, словно заменив тост ядом слов. Он грохнул стакан о засаленную столешницу.

— Поэтому я и не люблю, когда вокруг меня роится много этих бабочек, — проговорил Дементий. Он сидел, откинувшись на спинку единственного в комнате стула, будто украденного в свое время с фабрики советской мебели для домашнего использования. У генерала лени был обычный блаженно-довольный вид, и ни одна мышца на гладком красивом лице не выдавала свечение каких-либо эмоций. Между пальцами он держал наполовину выкуренную сигарету, на которой чудом держался нестряхнутый пепел.

— Может, не поэтому? — покосился на него Казимир.

— Безмозглые… тварюги, — Алан сделал еще несколько глотков из обновленного стакана.

Он стиснул зубы, набирая через ноздри побольше воздуха.

— Чего это ты?.. Достали они тебя, что ли, за сегодня?.. Ты где вообще весь вечер пропадал?.. — стал допытываться Казимир.

— Да не переживай ты так, с нашими телками давно ясно, — подбодрил Дементий мрачного как туча генерала.

— Ага, я все понял, еще когда первый раз в раю влюбился, — согласился Каз. — Помнишь, мы потом ее увели сюда?.. — посмотрел он на Алана.

Никто не ответил. Несчастный генерал Казимир, ведь и у него были свои чувства и стремления и была своя собственная история и судьба, на которую, увы, всем было плевать.

Холодные глаза Алана бороздили черные косточки домино свирепо и нетерпеливо.

Полчаса назад он вышел от Дианы, позабыв взять с собой планы. Не хлопнув, дверь с плотным звуком вошла в пазы, знаменуя те новые отношения, что установились между ними сегодня.

Тупая мерзкая шлюха!.. Отвратительная б…!

Негодование переполняло Алана сгустившимся, каторжным, как вся жизнь, унижением. Опять за старое!.. Она могла лишь глумиться, сама из себя ничего не представляя. Достойная жена любимого мужа!.. Пресмыкающаяся рептилия под ногами Князя!.. Отлично, она еще и идиотка каких мало. Только законченная дура будет спать раз в год с мужем, который и смотреть-то на нее не хочет!..

Сука…

— Играть будешь? — предложил Казимир.

— Будешь, — Алан потянулся за фишками, не спрашивая разрешения смешать начатую партию.

Нужно хоть как-то отвлечься, а то он бы сошел с ума.

— А я, чай, спать пойду, — потянулся Дементий. Медленно, как и играл, он встал со стула, разминая ноги. — Спокойной ночи, — добродушно пожелал он.

— Спокойной… жизни. Проснуться не забудь, — проворчал Казимир себе под нос. Он недовольно проводил взглядом вышедшего коллегу. Младший генерал повернулся к Алану. — Как здорово, что ты пришел! Меня уже достал этот тупой тугодум…

Алан не отвечал, молча перемешивая кости.

— Начинаем, — коротко бросил он.

Генералы набрали костей. Партия началась.

Нет, Алан был не прав. Этих слов для нее было мало. Мало для этой собаки, для этой недоделанной тигрицы, с залапанной Князем шкурой. Он ее ненавидел. Как он мог клюнуть на эту корыстную шлюшку?.. Настоящая женщина?!.. Не-ет, она была такая же как и все остальные. Истеричка, не поднимающая глаз выше ширинки Князя.

Как он был зол… Надо было прижать ее к стене без всяких церемоний. Прав был Ираклий: с такими, как она, только так, а потом рассуждать: хотела она или нет. Уж не хотела ли, лицемерная девка. Правда тут возникала проблема последствий. Поэтому-то дальше слов Ираклий никогда и не шел.

После нескольких безуспешных попыток завязать разговор, наткнувшихся на стену надменного молчания, Казимир плюнул на все, и игра продолжилась в тягостной тишине, сопровождаемая пыхтением сигарет и звоном стаканов.

— Так вот, — Алан выиграл первую партию и с проворной стремительностью снова перемешал кости. — Давай еще.

Еще так еще. Казимир не стал спорить. Алан затянулся сигаретой, глядя только в свои кости. Хоть на этом… оторвется немножко. И то хлеб. Для души и тела…

А чего он, собственно, ждал от Дианы?.. Разве не закономерно, что она корчила перед ним мисс Неприступную Бескомпромиссность?..

Не это ли и был конек Алана многие сотни тысяч лет?..

Женская гордость. Сколько времени он создавал все эти примочки, манеры поведения, повадки настоящей стервы. Красивой стервы, которой нужно платить за ее красоту не деньгами, так собственными нервами и жилами.

Паутина гордыни, оплетшая планету. Это была его заслуга. Но пущенный в миллиардном развороте бумеранг, который уже не чаял никто увидеть, возвратился внезапно. И где-то внутри себя Алан нечетко чувствовал, что это только первый удар, нанесенный заброшенной в мир дубиной…

Но нет, так не будет. Его разум мог поставить все на свои места. И теперь он твердо решил, что пора закрывать лавочку. Finita la comedia. Он пас. Отрезать, отрубить… Заморозить на свалке. У него и