— Выручи, — сказал он, — заплачу. Не хотел было с тобой связываться, да, как назло, нет ни одной машины. А время не терпит.

Абдукарим вышел, якобы, для того, чтобы осмотреть покрышки. Он постукал по каждой из них ногой, а сам осмотрелся: действительно, ни одной машины на стоянке не было. Он не знал, что Саткынбай специально в течение нескольких часов выжидал такого удобного случая.

— Куда? — коротко спросил он Саткынбая, запуская мотор.

— Помнишь, где мы подобрали первый раз Раджими? — ответил тот.

Тронулись. Некоторое время ехали молча, потом Саткынбай спросил:

— Ты хорошо спрятал колбасу?

— Я ее бросил в арык, — соврал Абдукарим и подумал: «А вдруг он видел? Или нашел?». Но сомнения тотчас рассеялись.

— Правильно сделал, — одобрил Саткынбай, выдержал небольшую паузу и продолжал: — Давай обо всем забудем. Нам ссориться невыгодно...

Абдукарим насторожился. Тон друга был необычным.

— А я и не хотел ссориться, — промолвил он.

Помолчали. Машина неслась по пустеющим ночным улицам города. Мелькали освещенные окна. Асфальт окончился, началась замощенная булыжником мостовая.

На душе Абдукарима было тревожно, безотчетный страх поднимался из глубины.

— Когда свадьба? — раздался сзади голос Саткынбая.

— На следующей неделе.

— Пригласишь?

— Ты живешь в нашем доме, зачем тебя приглашать.

— А мамаша твоя иначе судит, хочет отказать мне в квартире.

— Живи, сколько хочешь, — коротко ответил Абдукарим и почувствовал горячее дыхание Саткынбая на шее.

— Вот и хорошо, — подвел итог беседе Саткынбай. — А когда тебе трудно будет с деньгами — скажи, я всегда выручу.

Абдукарим молчал. Он размышлял: почему вдруг сегодня Саткынбай сел не рядом, как обычно, а позади?

Минули второй мост. Где-то внизу шумел канал. Взошедшая луна выплыла из-за тучи и разлила вокруг бледномолочный свет. Справа от моста тянулись редкие жилые строения, слева начинался пустырь.

— Бери влево, — сказал Саткынбай и похлопал Абдукарима по плечу. — А теперь разворачивайся на обратный ход. Подождем минут пять.

Абдукарим остановил машину и выключил мотор. Сразу стало тихо, и от этой тишины ему сделалось жутко. Желая скрыть нарастающее волнение, Абдукарим полез в карман за папиросами.

— А машину ты водишь здорово, — сказал Саткынбай. — Дай-ка и я закурю твоих. Короче говоря, шофер ты отличный, а вот дипломат никудышный...

Абдукарим хотел чиркнуть спичку, как вдруг что-то обрушилось на его голову, перед глазами вспыхнули огни, а потом свет погас.

Саткынбай прислушался. Дыхания не слышно. Вышел из машины, вытащил Абдукарима, легко поднял на руки и понес. На краю обрыва положил его на землю. Ощупал карманы: коробка папирос, пачка денег — дневная выручка. Все переложил себе в карман. Столкнул тело вниз.

— Вот так будет лучше, — произнес он спокойно и направился к машине.

Никита Родионович подал Шарафову только что полученную перед выходом из дома телеграмму от Ризаматова.

Майор прочел:

«Институт срочно вызывает сдачу экзаменов Москву. Как быть?»

Шарафов задумался. Брови его сошлись на переносице.

— Да, мы не учли приближение осени, — проговорил он с огорчением. — Вы, кажется, предупреждали меня, что Ризаматов поступает в институт?

— Месяца два назад...

Майор постучал пальцами по столу.

— Что ж, задерживать не будем, — сказал он, возвращая Ожогину телеграмму. — Пусть едет. — И, заметив удивление в глазах Никиты Родионовича, добавил: — Телеграмма подсказала мне интересную мысль, Я думаю, что отъезд Ризаматова надо даже ускорить. Пусть сядет в поезд не завтра, а сегодня ночью...

Два дня спустя, в девять часов вечера Юргенс одел очки и вышел на очередную прогулку.

Как обычно, он неторопливо направился к центру города. Он держался теневой стороны тротуаров, избегал освещенных мест и, хотя и сознавал, что такая предосторожность излишняя, все же не игнорировал ее по привычке.

Войдя в сквер, он замедлил шаг и присел на скамейку у густой зеленой изгороди летнего ресторана. Исполнялось попури из «Сильвы». За близстоящим столиком двое громко разговаривали. Юргенс напряг слух. Он всегда прислушивался к разговорам. Музыка стихла, солировала скрипка. Разговор слышался отчетливо.

— Да ты толком расскажи, — просил один, — кого убили?

— Не убили, а пытались убить, — шофера нашей базы.

— Как же это произошло?

— Вот еще следователь, — невольно пробурчал другой. — Машина с базы ушла утром, а ночью на пустыре заметили ползущего человека. Подобрали. Оказался шофер 26-й машины. Голова разбита, чуть дышит... Вызвала неотложную помощь и отправили в больницу.

Музыка опять усилилась, и слова потерялись.

Юргенс всячески напрягал слух, но ничего разобрать не мог.

При всей своей выдержке он не сдержал мелкую неприятную дрожь в ногах. Подступала тревога. Он заспешил домой. Очевидно, Абдукарим жив. Надо было немедленно принимать меры. Вблизи своей квартиры Юргенс шагал уже крупно, размашисто.

Не успел он переступить порог, как из-угла комнаты ему навстречу поднялся Раджими.

— Я с плохими вестями, — проговорил Раджими.

У Юргенса мелькнула догадка, что помощнику стала уже известна история с Абдукаримом.

— Да, — не то спросил, не то подтвердил он.

— Исчез Алим Ризаматов...

Удар был неожиданный. Юргенс стоял, не двигаясь, в напряженной позе. Но на лице его ничего нельзя было прочесть.

— Как исчез?

Раджими вскинул плечи, развел руками.

— Его соседка по квартире мне сказала, что позавчера подошла неизвестная машина. Алим отдыхал после обеда. В комнату вошли двое, вернулись с Ризаматовым, усадили его и увезли...

— Провал... — глухо проговорил Юргенс и заходил по комнате. — Провал, — повторил он. — Немедленно идите на квартиру Саткынбая и предупредите его, чтобы он скрылся. Абдукарим жив. Я слышал собственными ушами. Бегите скорее.

Раджими остолбенел.

— Не тяните, бегите! — грубо сказал Юргенс.

Раджими поспешно бросился к двери.

Минул час. Ночную тишину нарушали лишь звуки маятника и шаги Юргенса. Он нервно ходил по своей комнате.

Юргенс ждал Раджими и не хотел думать, что с Саткынбаем произошло то же, что и с Алимом. Подсознательное чувство подсказывало ему, что Саткынбай прежде его, Юргенса, должен был узнать о грозящей ему опасности и принять меры.