Беседа затянулась. Юргенс отпустил Ожогина в начале пятого, тепло с ним распрощавшись.

— До возвращения Раджими я бы вам не рекомендовал встречаться с Ризаматовым. Он еще молод, неопытен и все возможно... — посоветовал он, провожая Никиту Родионовича. — Ну, а если опять услышите, что я покойник, — не смущайтесь.

Едва ушел Ожогин, как в комнате появился Раджими.

— Устроили наших путешественников? — спросил Юргенс.

— Устроил, устроил, довольны. — Раджими осмотрелся и добавил: — И их квартира значительно лучше нашей — две комнаты.

— Это хорошо, — бросил Юргенс.

Лишь на вторые сутки, в полночь, Раджими удалось достичь аула, расположенного уже в пограничной зоне. Давно здесь не бывал Раджими. Ой, как давно! Но, оказывается, еще уцелели кое-где текинские глинобитные кибитки. На горизонте на светлом небе вырисовывались зубчатые очертания Зарынкухского хребта — отрога Копет-Дага.

В давние дни, когда здесь бывал Раджими, люди пили привозную солоноватую воду, своей не было, а сейчас по улочкам аула журчат арыки светлыми обильными струями. Раджими нагнулся и припал к воде пересохшими от жажды губами — она была прохладная, вкусная. Напившись вдоволь, он встал, вытер мокрое лицо и огляделся. Как изменилось селение. Сейчас кругом стояли сады, а раньше росли только одинокие деревья близ дороги да во дворах. Расширилась роща миндаля, появились виноградники, а за кишлаком раскинулись бескрайние хлопковые поля.

В полусотне шагов от кишлака, у дороги, рос карагач. Старый карагач, много повидавший на своем веку. Он рос здесь и двадцать лет назад.

Раджими опустился на землю, оперся о его могучий ствол спиной, задумался. Все изменилось, кроме этого карагача, все... Вот только он такой же тенистый, одинокий. Он, да вот, может быть, Раджими — кем был, тем и остался. Опять пришел в это селение, как приходил когда-то, опять будет искать Убайдуллу, прозванного Узунаяком за его длинные ноги. Сколько раз за свою жизнь Раджими с надеждой шел на ту сторону, сколько раз с такой же надеждой возвращался обратно. Что дало ему все это? Нет у него ни дома, ни семьи, ни близких людей, чужой он для всех, чужой и для себя.

На минутку стало грустно. Потом лицо Раджими стало вдруг злым; он скрипнул зубами и тихо проговорил:

— Если аллах создал осла черным, ни один погонщик не сделает его белым...

Убайдулла — Узунаяк. Сколько теперь ему лет? Когда Раджими впервые вывел его на контрабандную тропу, Убайдулле было двадцать лет, значит, сейчас ему около пятидесяти. Длинные ноги у Убайдуллы. Хорошо он владел ими! Трудно было шагать за ним по горным тропам.

В последний раз он видел Убайдуллу в тридцать седьмом году. Его трясла лихорадка. Убайдулла вылез из своей юрты, добрался при его помощи вот до этого карагача, и они долго сидели вдвоем, вспоминая прожитые годы. Тогда Раджими не сказал Убайдулле, зачем он приходил. Не сказал потому, что Убайдулла был болен и бесполезен, а теперь... Теперь надо будет сказать.

Раджими поднялся, отошел и оглянулся. Огромная черная шапка карагача сливалась с темным небом и как бы растворялась в нем. Зашагал к аулу. На противоположном конце его брехали кем-то побеспокоенные собаки. Прислушался: ясно услышал шум мотора, он рос, становился громче и уже покрыл лай собак. Плеснули светом фары по дувалу, и Раджими юркнул в первую попавшуюся калитку.

Машина прошла, волоча за собой тучу густой пыли, от которой на улице стало еще темнее.

Двор Убайдуллы он нашел сразу. Он как стоял четвертым от входа в селение, так и остался четвертым, а вот чинар здесь был один, а теперь целых три. Раджими вошел через незапертую калитку во двор, постучал в дверь. Тишина. Постучал еще раз. Послышались какие-то звуки, и без оклика дверь открылась.

Из темноты кто-то пытался рассмотреть гостя и, наконец, произнес:

— Ой-е! Никак Киик? Какой ветер принес?

Голос принадлежал Убайдулле. Киик — значит горный козел, и только один Убайдулла, ученик Раджими, когда-то звал его так.

— Салям, друг! — произнес Раджими.

— Салям! — ответил Убайдулла. — Проходи, гостем будешь.

В почти пустой комнате с еще не просохшими после побелки стенами пахло свежей известью. Хозяин внес лампу.

— Там, — Убайдулла махнул в сторону другой половины дома, — все спят. Посидим тут. Ты надолго? Или по пути? Почему ты так бедно одет? Где же ты пропадал? О-яй-яй...

Вопросов было много, но Раджими некогда было отвечать на них. Он сразу приступил к делу.

— Ты мне нужен, — сказал он тем тоном, каким он давно когда-то обращался к Убайдулле.

— Иначе бы ты не пришел, — усмехнулся хозяин. — Я сразу подумал об этом, как узнал тебя. Говори.

— Проведешь на ту сторону?

Убайдулла рассмеялся и покачал головой.

— Ай-яй... Все такой же! Зачем тебе туда понадобилось? Что тебя припекло?

— Надо, — коротко отрезал Раджими. Веселое настроение Убайдуллы ему не нравилось.

Но хозяин не хотел, видимо, говорить серьезно. Он улыбался.

— Разве ты не слышал моего вопроса? — почти зло повторил Раджими.

— Слышал, — с лица Убайдуллы сошла улыбка, — и сожалею, что слышал. С этой просьбой ко мне уже давно никто не обращался.

— И это говорит старый контрабандист? Длинные ноги!

— Они у меня стали короткими... Я обрел себе новую жизнь и про старое не хочу вспоминать...

— Боишься? — усмехнулся Раджими, встал и прикрыл дверь.

— Нет, не боюсь, — спокойно ответил хозяин, — и дверь можешь не закрывать. Все знают, кем был Убайдулла и кем его сделала советская власть. И спасибо ей, что она простила многое Убайдулле и разрешила жить в родном гнезде. И только злой человек может попрекнуть Убайдуллу старыми грехами, а я злых не боюсь. На злых я сам злой.

Раджими понял, что сделал неверный шаг, и быстро изменил тактику. Он знал доброту Убайдуллы, его жалостливость и прикинулся несчастным.

— Да, — произнес он со вздохом, — все отворачиваются от старых друзей, хоть подыхай на дороге, как бездомная собака.

Убайдулла посмотрел на Раджими, на его старый, потрепанный халат и почувствовал сострадание к этому человеку, с которым провел не мало дней вместе.

— Скажи, чем помочь, и Убайдулла протянет руку другу.

Раджими задумался.

— У меня нет другой просьбы. Я должен уйти на ту сторону, здесь мне конец...

— Отчего же так? — спросил участливо Убайдулла.

Раджими снова вздохнул:

— Конец...

Уловив сочувственный взгляд Убайдуллы, Раджими начал сочинять историю:

— Я давно, как и ты, бросил старое дело, держал парикмахерскую, жил спокойно. Но нашелся злой человек, знавший меня давно, и сообщил куда следует. Три дня назад меня вызвали в милицию и стали расспрашивать. Вначале осторожно, намеками, но я понял, к чему это приведет. В ту же ночь я убежал из города. Скрывался, как мог, спал в чайхане, в степи и, наконец, добрался до тебя... Выручи, Убайдулла, это моя последняя просьба.