Из комнаты архитектора в лицо им ударил спертый воздух. Пахло застарелым потом и ламповым маслом. С низкого потолка свисали на цепях несколько светильников, над которыми на потолке виднелись пятна сажи. Стены были побелены. Так постарались только в этой комнате. Но все усилия были напрасны. Множество рисунков заставили отступить белую краску. Большинство были выполнены лишь кусочками угля. Это были гримасы. Старые, впалые лица. Широко раскрытые рты. Запавшие глаза. Среди лиц видно было молодого человека. Только здесь художник использовал краску. На неизвестном была длинная синяя ряса, он стоял рядом со сгоревшим деревом.

Девушка заметила, что на рисунках часто встречалось лицо старой женщины. Охотница подошла ближе, но куда бы она ни пошла, глаза этой женщины, казалось, преследовали ее. В отличие от остальных она смотрела прямо на того, кто входил в комнату.

Жилье архитектора было обставлено скудно. На низкой постели лежало одеяло из овчины. На столе — несколько аккуратно сложенных кистей. В ряд стояли неглубокие миски. В некоторых были засохшие остатки краски. К столешнице тонкими иголками был прикреплен свиток пергамента. Рядом с ним стоял ящичек из потрепанной кожи.

— Я не буду отвечать на твои вопросы, — с трудом переводя дух, произнес Гундагер. — Ты первая, кому было позволено войти в мою комнату, и я был бы благодарен, если бы ты никому не рассказывала о том, что видишь здесь. — Мужчина подошел к столу, взял ящичек и протянул Кадлин. — Мой подарок тебе. Поэт сказал бы, что здесь пепел моей минувшей жизни. Мариотта там… — Он печально покачал головой. — Я не могу рассказать тебе о том, что случилось. Но ты подойдешь к ужасу настолько близко, насколько это возможно, хотя и не присутствовала в Моне Габино. Кое-что ты поймешь сразу. Другое я не сумел понять даже спустя пятнадцать лет. Может быть, ты найдешь кого-то, кто сможет истолковать события, которые привели меня сюда. События, которые все еще преследуют меня в кошмарных снах. — Он обвел широким жестом стены. — Даже днем сгинувшие где-то рядом со мной.

— Но…

Гундагер зашипел и поднес палец к губам.

— Нет! Никаких вопросов. — Вдруг он снова принялся тяжело дышать и схватился за голову. — Открой застежку книги. Посмотри на нее. А теперь иди! Я лучше переношу боль, когда остаюсь один.

Кадлин попятилась к двери, которую безумный архитектор тут же закрыл за ней. Девушка испытала облегчение, когда покинула комнату, и с любопытством оглядела обтянутый кожей ящичек. Значит, это книга. Охотница слышала, как о книгах рассказывали, но с трудом представляла, как они выглядят.

Кадлин осторожно нажала на бронзовую застежку. А потом открыла крышку. На нее смотрело лицо женщины. У нее были пшеничного цвета волосы и красивые чувственные губы. Интересно, это та самая Мариотта, о которой говорил Гундагер? На заднем фоне Кадлин увидела здание на отвесной скале. Наверное, замок. Здание выглядело не особенно крепким, но было обнесено каменной стеной.

Девушка полистала книгу. На картинках была изображена группа мужчин и женщин, которые, очевидно, жили в замке. У них у всех были синие рясы, как у того человека на стене комнаты Гундагера. Затем на страницах появился мужчина с изображений в комнате. Его встретили приветливо.

Кадлин пролистала книгу только до середины, но не нашла ни единой руны. Однако с момента появления на картинках гостя сами изображения стали хуже. Казалось, они создавались в спешке. Немного разочарованная своим сокровищем, девушка пролистала дальше, и ее взору предстал кошмар.

Конфиденциальная информация!

Хранить исключительно под замком!

Требуется королевское разрешение!

…Осень уже вступила в свои права, когда началось наступление троллей. Лишь немногие жители Фейланвика последовали приказу королевы и покинули город. Думаю, многие из тех, кто остался, просто не могли по-настоящему представить себе, что их город сдали. До последнего я удерживала позицию с арьергардом конницы. Я стала пленницей своих приказов и военной необходимости как можно более затруднить вражеское наступление. Я приняла решение пойти против королевы…

Последние эльфы, покидавшие Фейланвик, подожгли склады у Мики. Это произошло еще тогда, когда первые тролли переправились через реку. Захватчики присвоили бы припасы, так гласит логика войны. Им нужны были продукты, чтобы провести через просторную, но скудную степь свое огромное войско. Я ведь не знала, как получится в Тальсине. Я была уверена, что поступаю правильно. Мне было ясно, что Фейланвик будет отрезан на протяжении всей зимы. Не придет ни один корабль из Валемера, ни одно племя кентавров не приведет свои стада на городские скотобойни, пока городом правят тролли.

Позднее королева заставила меня прочесть доклады. Я должна была посещать выживших. В тот день, когда я приказала поджечь склады, я и представить себе не могла, к чему может привести голод. Все эти разрытые могилы, убийства тех, кто был слишком слаб, чтобы защитить то немногое количество мяса, которое еще оставалось на их костях… Дети альвов ужасаются каннибализму троллей. Лишь немногие догадываются, насколько тонка стена, отделяющая нас от них. Я ни секунды не думала о жителях того города, гостем которого была на протяжении столь длительного времени. Я думала только о зимней войне в степи, которая нам предстояла.

В сорока милях к югу от Фейланвика Оримедес собирал кентавров, которых смог призвать к оружию. И только когда войско троллей достигло руин Ераша, князь Земель Ветров согласился отказаться от преследования своего сына.

Мы мнили себя в безопасности, поскольку предполагали, что разграбление Фейланвика задержит троллей по меньшей мере на день. Но, как выяснилось позднее, Оргрим вел войну иначе. Поэтому мы оказались застигнуты врасплох, когда из утреннего тумана выскочили тролли и окружили наш лагерь. Никогда прежде я не видела такого отчаянного и кровопролитного сражения. И никогда не доводилось мне видеть, чтобы столько мужей погибло ради того, чтобы отвезти в безопасное место одного обреченного на смерть…

«Тридцать два признания»

Автор: Кайлеен, графиня Дориенская,

рукописный доклад, королевский архив

Он нес тяжелый холщовый мешок с широким кожаным ремешком, переброшенным через плечо. Бурая, выгоревшая на солнце трава была покрыта тонким слоем инея. Трава поскрипывала, когда он проходил по ней в поисках высохшего помета рогатых ящериц. Утро было туманным. Стадо отправилось в путь еще до рассвета. Ганда разбудила его очень рано. Ганда всегда была добра к нему. Она ему нравилась. Сегодня утром она насыпала сверху серой каши какой-то коричневый порошок, благодаря которому каша стала гораздо лучше на вкус.

Клавес вслушался в туман. Крики стихли, равно как и звонкая песня металла. Он почувствовал, что эти звуки беспокоят крупных рогатых ящериц. У него в животе тоже появилось какое-то холодное, колючее чувство. Там, в тумане, должно быть, происходит что-то ужасное.