Девушка рассмеялась. Да что она знает об Альфадасе? Она простая охотница, короля видит только издалека. Но он ей нравится. Если бы он только не выглядел таким печальным! Очевидно, Сильвина не в состоянии сделать его счастливым. С тех пор как Кадлин покинула свою долину, эльфийка избегала ее. Этого девушка объяснить не могла. В детстве приходы Сильвины всегда были самыми значимыми событиями в году. Эльфийка брала ее на охоту и была не так строга, как Кальф. Она научила Кадлин и ее младшую сестру бегать по верхушкам деревьев и так ловко передвигаться по снегу, что они почти не оставляли следов. Поведала им о целительных силах трав, коры и листьев, об особенностях животных. А еще она чудесно умела рассказывать истории. Должно быть, Альфадас очень странный человек, если он несчастлив, когда рядом с ним такая женщина. Вот Кадлин всегда была счастлива, когда рядом Сильвина, и то, что эльфийка теперь делала вид, будто не знает ее, терзало девушку. Ей хотелось обзавестись другим именем или хотя бы другим цветом волос. Сильвина рассказывала ей о погибшей дочери короля и о том, как сильно они были похожи. Должно быть, королю очень тяжело видеть ее. Кадлин тоже начала по мере сил избегать его.

Кальф тоже чувствовал себя здесь не в своей тарелке и не упускал малейшей возможности отправиться на охоту и покинуть замок. Девушка не могла взять в толк, почему все так странно ведут себя. Вероятно, она слишком глупа, чтобы понять законы королевского двора. Кадлин улыбнулась про себя. Все это не имеет значения, пока она может каждую ночь пробираться в комнату Бьорна. Приятно быть единственной женщиной среди охотников. Поначалу мужчины считали, что просто обязаны приставать к ней со своими дурацкими шуточками, но после нескольких потасовок стали помалкивать, по крайней мере при ней.

Юная охотница бежала по ходу на крепостной стене к южной угловой башне. Девушка гордилась отличной работой, которую проделали строители и все они этой весной и летом. Фронтальная стена замка достигала уже более сотни шагов в длину и блокировала почти половину перевала. В ней были две крепкие угловые башни и башня с воротами высотой более двадцати шагов. Кадлин никогда и не думала, что можно строить такие высокие здания. Гундагеру поистине удается творить чудеса. Наверное, нигде в мире больше нет таких высоких башен. Тролли наверняка удивятся и в дальнейшем будут избегать перевала.

Девушка вспомнила о тролле, который спас ее и Бьорна. Ужасно несправедливо, что в награду за свой поступок он получил стрелу в грудь. Ей хотелось еще раз встретиться с серокожим и сказать ему, что она об этом думает. Со дня встречи с Брудом ее постоянно мучил кошмар. Она пленница в большой пещере, где множество троллей, а за стенами слышится завывание страшной бури. Ей холодно, несмотря на то что одно из серокожих чудовищ качает ее на руках — тролль со шрамами-украшениями на груди. У огня в пещере сидят Асла и Кальф. Им так страшно, что они не произносят ни слова и даже не осмеливаются поднять глаза.

Гундагер вышел из наполовину готового замкового сооружения через ворота и двинулся вдоль стены на юг. На плечи архитектор накинул тяжелый синий плащ. Бросил быстрый взгляд на зубцы. Позавчера он заметил Кадлин на стене, но не сказал ни слова. Он знал, что она за ним наблюдает.

На востоке между горами показалась узкая серебристая полоса. С ней пришел и ледяной ветер. Девушка с удивлением отметила, как вихрь подхватил широкий пласт снега с вершины горы, возвышавшейся над перевалом на юге. Казалось, ветер пытается сорвать с отвесной скалы белую вуаль.

Гундагер снял плащ. Он принялся потягиваться, некоторое время прыгал на месте. Странный он тип, этот архитектор. А затем поклонился, глядя на серебряную полосу на горизонте.

Кадлин встала на цыпочки и постаралась выглянуть за край.

Теперь Гундагер поднял вытянутые руки над головой, так что ладони соприкоснулись. Архитектор был крупным мужчиной с короткой бородой. Ему было, пожалуй, лет сорок; волосы уже начинали редеть. И тем не менее двигался он на удивление проворно. Сейчас он сделал прыжок посреди нетронутого снега. От Мага Кадлин узнала, что Гундагер каждую зиму с рассветом выходит на снег и танцует. Он был чужестранцем и влиятельным человеком при дворе. Никто никогда не спрашивал его, зачем он это делает. Слухов ходило много. Большинство считали, что таким образом архитектор чтит своего бога зимы.

Девушка знала, что должна быть и другая причина. Она всегда уходила из комнаты Бьорна еще до рассвета и поэтому обратила внимание на утренние прогулки архитектора, а еще — на его странные танцы. Ей была известна тайна, по крайней мере ее часть. Возможно, весь замок мог бы наблюдать за ним и никто не увидел бы того же, что она. Может быть, кроме Сильвины…

Охотница вспомнила то далекое лето, когда Сильвина учила их с сестрой рунам священнослужителей. Они обе постоянно упрашивали эльфийку научить их колдовать. Девочки знали, что только магия позволяет Сильвине не мерзнуть даже в самую холодную зиму, легко бегать по ветвям, настолько тонким, что не выдержали бы даже белку. И они хотели быть точно такими, как Сильвина. Только у них ничего не выходило. Тем не менее они не уставали молить эльфийку посвятить их в искусство плетения заклинаний.

Кадлин хорошо помнила тот вечер у озера, когда они втроем сидели на мягком песке и речь снова зашла об этой неприятной теме. Тогда Сильвина сказала, что слова как ветер. Произнесешь их — они исчезнут и останутся в памяти только как эхо. Но подобно тому, как эхо изменяет слова, выкрикнутые в скалистое ущелье, и воспоминания меняют слова, и это плохо, потому что половина всей лжи на свете уходит корнями в неправильные воспоминания.

Как обычно, когда эльфийка что-нибудь рассказывала, девочки слушали ее словно зачарованные. Сильвина рассказала веселую историю об одном священнослужителе Лута, который вбил себе в голову, будто создал заклинание, с помощью которого можно поймать ветер, будто один торговец, побродивший по миру, рассказывал ему, что на самом деле ветер — это невидимый конь, когда-то сбежавший от Фирна, бога зимы. Священнослужитель понадеялся, что сможет сделать Фирна своим другом, если поймает этого коня, и он хотел убедить бога посылать Фьордландии не такие суровые зимы. Всю свою жизнь посвятил он попытке поймать невидимого коня, но все, чего он добился, — так это создания заклинания, способного улавливать слова. Он создал руны.

В то лето обе девочки научились этому заклинанию. Это оказалось единственное, что они смогли одолеть, с горечью подумала Кадлин. Вспомнила, как они рисовали палочками на песке, обугленными веточками на стволах берез. Они были совершенно одержимы этим. А отец и мать с удивлением наблюдали за детьми. Кальф иногда даже пугался. Однажды он очень сильно отругал их за то, что они вырезали рунические знаки на одной из балок крыши их хижины, — рыбак опасался, что знак в конце концов призовет злых духов.

Поскольку они были маленькими девочками, им оказалось недостаточно научиться письму. Однажды они обнаружили, что руны выглядят совершенно иначе, если в безветренный день подержать исписанный кусок березовой коры над неподвижной водой озера. Они срисовывали знаки, пока у них не стало получаться очень хорошо. Это новое заклинание, позволявшее ловить слова, сестры назвали водными рунами. И именно этими водными рунами писал Гундагер!