Я считал, что главная наша задача – разыграть последнюю карту как можно эффективнее, и договорился с фельдмаршалом Моделем, командующим группой армий «В», о непрерывном обеспечении его соединений вооружением на время наступления. Ночью 16 декабря, когда началось наступление в Арденнах, я на поезде отправился из Берлина в маленький охотничий домик неподалеку от Бонна. По пути я видел скопившиеся на сортировочных станциях товарные вагоны: вражеские бомбардировщики позаботились о том, чтобы боеприпасы и горючее не попали на фронт.

Штаб-квартира Моделя располагалась в большом охотничьем поместье богатого промышленника, в лесистых отрогах горной гряды Эйфель. Модель не стал строить бункеры из страха привлечь внимание вражеской воздушной разведки. Я нашел фельдмаршала в хорошем настроении, ибо благодаря эффекту неожиданности его войскам удалось прорвать фронт и теперь они быстро наступали. И погода способствовала нашему успеху. Как говорил Гитлер: «Только при плохой погоде наше наступление пройдет успешно».

Как любой штатский чиновник, следующий за войском, я старался держаться поближе к линии фронта. Наступающие войска решительно рвались вперед; низкая облачность препятствовала вражеской активности в небе. Однако уже на второй день наступления на дорогах начался хаос. На трехполосном шоссе колонна грузовиков, в которую втиснулся мой автомобиль, за час преодолела чуть больше трех километров. Я очень боялся, что погода улучшится и появятся вражеские бомбардировщики.

Модель объяснял беспорядочное скопление транспорта на дорогах то плохой дисциплиной во вновь сформированных частях, то царившим в тылах хаосом, но, каковы бы ни были причины, стало ясно: за те три года, что армией командовал Гитлер, она утратила свою знаменитую организованность.

Первой нашей целью на этом трудном пути был взорванный мост на северном фланге 6-й танковой армии СС. Желая доказать свою полезность, я пообещал Моделю выяснить, можно ли быстро восстановить этот мост. Солдаты встретили меня довольно скептически. Мой адъютант слышал, как один из них сказал: «Фюрер отругал его за то, что мост до сих пор не восстановлен, и послал лично наводить порядок». Действительно, восстановление продвигалось очень медленно, ибо тщательно собранные нами строительные команды из Организации Тодта вместе с большей частью необходимых материалов застряли в жутких транспортных пробках к востоку от Рейна. Таким образом, из-за одной только нехватки специалистов и оборудования наступление вскоре могло захлебнуться.

К этому прибавилась и проблема с доставкой горючего. Бронетанковые соединения начали наступление с минимальными запасами горючего. Гитлер в приливе оптимизма проявил поразительную недальновидность – он рассчитывал, что наши войска сами обеспечат себя горючим, захваченным на американских базах. Когда угроза срыва наступления стала вполне реальной, я по телефону разослал приказы на ближайшие нефтеперерабатывающие заводы Рура; срочно были сформированы автопоезда из цистерн с горючим, которым, как ни странно, удалось добраться до линии фронта.

Однако снабжение войск полностью прекратилось, когда через несколько дней туман рассеялся и в безоблачном небе появились бесчисленные вражеские истребители и бомбардировщики. Дневное передвижение даже на быстром легковом автомобиле стало проблематичным; нам часто приходилось искать укрытие в редких придорожных лесах. Теперь груженные боеприпасами грузовики могли продвигаться лишь ночами, практически на ощупь, от дерева к дереву[296].

23 декабря Модель сказал мне, что наступление потерпело крах, но Гитлер настаивает на продолжении операции.

До самого конца декабря я оставался в зоне боевых действий, посещал различные дивизии, побывал под обстрелом летящих на малой высоте самолетов и под артиллерийским огнем, видел губительные последствия атак на пулеметные гнезда противника – сотни трупов немецких солдат, скошенных пулеметным огнем. Поздно вечером 30 декабря я встретился с Зеппом Дитрихом, унтер-офицером старой германской армии, а ныне командующим бронетанковыми войсками СС, в его штабе неподалеку от бельгийского пограничного городка Уффализа. Дитрих, один из немногих «старых борцов», вступивший в партию в первые дни ее существования, с присущей ему прямотой заявил, что разошелся во взглядах с Гитлером. Вскоре мы заговорили о последних приказах Ставки. «Гитлер все настойчивее требует захватить окруженную Бастонь «любой ценой»; он не желает понять, – ворчал Дитрих, – что даже элитные дивизии СС не могут с ходу смять оборону американцев. Невозможно убедить его в том, что мы столкнулись с достойным противником, что американские солдаты ничем не хуже наших. Кроме того, мы не получаем боеприпасов. Пути снабжения бомбит вражеская авиация».

Словно иллюстрируя нашу беспомощность, ночная беседа была прервана налетом армады огромных четырехмоторных бомбардировщиков. Вой сирен, рокот моторов, грохот бомбовых разрывов, красно-желтые сполохи в облаках… и никакой реакции с нашей стороны. Я был ошеломлен фантасмагорической картиной нашего военного бессилия, к которому привели просчеты Гитлера.

Утром 31 декабря в четыре часа утра под защитой темноты я и мой офицер связи Манфред фон Позер выехали из штаба Дитриха и добрались до Ставки лишь к двум часам ночи. Нам не раз приходилось укрываться от вражеских истребителей, и на преодоление чуть более 300 километров потребовалось двадцать два часа.

Западная Ставка Гитлера, из которой он руководил наступлением в Арденнах, находилась в конце уединенной долины близ Бад-Наухайма, в полутора километрах к северо-западу от Цигенберга. Спрятанные в лесах, закамуфлированные под деревянные срубы бункеры имели такие же толстые перекрытия и стены, как и все другие штаб-квартиры Гитлера.

После моего назначения министром я трижды пытался лично поздравить Гитлера с Новым годом, и каждый раз возникали какие-то препятствия. В 1943 году обледенел мой самолет, в 1944 году, когда я летел с Северного фронта, забарахлил мотор.

И на этот раз только через два часа после наступления Нового года мне наконец удалось, преодолев множество препятствий, попасть в личный бункер Гитлера. Я не слишком опоздал: адъютанты, врачи, секретари, Борман – все окружение фюрера, кроме генералов, прикомандированных к Ставке, – стояли вокруг Гитлера с бокалами шампанского в руках. Алкоголь на всех подействовал расслабляюще, но не избавил от подавленности. Один Гитлер, не употреблявший спиртного, казалось, постоянно пребывал в эйфории.