Снова посыпались ядра, еще больше, чем прежде. Вимар опять выругался.

– Если б не знал лучше, подумал бы, что драные рыжики готовятся контратаковать.

– А откуда тебе знать лучше? – с искренним недоумением поинтересовался Ратарь. – Они этой зимой провели немало контратак.

– Если бы они собирались наступать, то уже резали бы кауниан, – ответил сержант. – А нам бы лучше выбраться из окопа. Под чародейской атакой это будет сущий капкан.

– А-а. – Маршал кивнул. – Следовало догадаться. Но у тебя больше опыта в поле.

– Больше, чем хотелось бы, сударь, честно признаюсь, – ответил Вимар.

Ответить маршал не успел – со стороны передовых траншей донесся крик:

– Рыжики! Альгарвейцы! – И другой, более пугающий и более испуганный: – Бегемоты!

Возможно, солдатам Мезенцио не удалось довезти до здешних краев необходимое число кауниан. Но, чего не ожидал Вимар, рыжики бросились в атаку, лишенные обычной магической поддержки. И – Ратарь оглянулся – поблизости не было ункерлантских бегемотов, чтобы остановить врага.

За долгую, суровую ункерлантскую зиму альгарвейцы потеряли немало бегемотов. В глубоких сугробах звери без снегоступов вязли. Одних убивали экипажи, чтобы не оставлять наступающим ункерлантцам, когда звери не успевали угнаться за отходящей пехотой. Другие замерзали насмерть. Третьи гибли в боях. Вероятно, большая часть поголовья бегемотов на грельцком фронте была уничтожена.

Ратарь полагал, что в таких условиях рыжики станут использовать оставшихся чудовищ осмотрительнее. Но полумеры были не в характере альгарвейцев. Атакуя, рыжики бросались на врага с той же лихостью, что и в начале войны.

Выглянув из окопа, Ратарь увидал, что с полдюжины бегемотов – уже прорвавшихся, видимо, через передовые посты – надвигается на роту сержанта Вимара. В манере, доведенной ими до совершенства, альгарвейские пехотинцы следовали за чудовищными зверями, устремляясь в прорыв.

– Мезенцио! – кричали рыжики так радостно, будто вновь стояли на околице Котбуса. Большинство облачено было в белые накидки; этому они научились.

Альгарвейские драконы уже обрушивали с небес град ядер в расположение ункерлантцев, сеяли панику на пути наступающих бегемотов.

Вимар обернулся к Ратарю:

– Сударь, если мы не отступим, нас стопчут на месте.

Вновь оказавшись на поле битвы, маршал вспомнил, как легко может отвернуться от солдата удача.

– Разрешаю, сержант, – бросил он. – И если ты думаешь, что я постыжусь отступить вместе с вами, ты ума лишился!

Он отступал перебежками от окопа к окопу под шипение тающего под вражескими лучами снега. То тут, то там сугробы взрывались фонтанами пара. Маршал отстреливался, как мог. Ему показалось, что он срезал одного или двух рыжиков, но он не единственный вел ответный огонь.

В ту самую минуту, когда маршалу начало казаться, что весь участок фронта провалится сейчас к силам преисподним, в небе показались ункерлантские драконы. Отогнав альгарвейских штурмовиков, они забросали ядрами вражеских бегемотов. Только это смогло задержать поступь чудовищ и позволило ункерлантцам подтянуть резервы, чтобы остановить солдат Мезенцио.

– Ну, всего-то пару миль потеряли, – заметил Вимар, когда сгустились сумерки. – Могло быть хуже… но могло быть и лучше, если бы наши драколетчики побыстрее опомнились.

– М-да, – мрачно согласился Ратарь.

Снова и снова он становился свидетелем тому, насколько быстрей и гибче его собственных войск отвечали на угрозу альгарвейцы.

– Нам нужно больше кристаллов. Нам нужно больше всего. И все это нужно нам вчера.

То же самое он твердил с начала войны против Альгарве. Маршалу не хотелось и думать о том, сколько еще придется твердить это, и о том, чего будет стоит ответ на этот вопрос.

– Ну пойдем! – уговаривал Эалстан. – Если ты вместо каунианской одежды накинешь платье и капюшон, никто в зале на тебя и не покосится.

– Я не хочу надевать фортвежское платье! – выпалила девушка, начиная злиться. – Тебе оно годится, но я не фортвежка!

Ванаи упрямо выпятила подбородок. «Я не из варварского племени!» – вот что таилось под невинными словами.

Эалстан тоже потихоньку доходил до белого каления. Браки между каунианами и фортвежцами, как он обнаруживал раз за разом, оказывались часто непрочны по вполне бытовым причинам. Но юноша тоже был упрям. И он догадывался, отчего мысли его подруги сходили на одну и ту же становую жилу.

– Без сомнения, – промолвил он, переходя на каунианский, – твой дед согласился бы.

– Это нечестно! – огрызнулась Ванаи на том же языке и замолкла, будто не в силах была объяснить, отчего же.

Эалстан, почуяв слабину, ринулся в атаку:

– Кроме того, тебе обязательно понравится! Мой брат наизнанку вывернулся бы, чтобы только попасть на концерт Этельхельма, а мы на халяву пройдем!

Ванаи пожала плечами так выразительно, что становилось ясно – юноша не только не продвинулся вперед, но даже сдал завоеванные позиции.

– Фортвежская музыка мне не слишком по вкусу, – промолвила она.

Эалстану показалось, что Ванаи пыталась ответить вежливо, но прозвучали ее слова скорее снисходительно.

– Он замечательный музыкант и большая умница, – заметил юноша, снова переходя на фортвежский. – Довольно долго сам занимался учетными книгами, прежде чем нанять меня. Мог и дальше так делать – получалось у него здорово, только времени не хватало постоянно.

– Боюсь, что смотреть на него мне будет не более интересно, чем слушать его музыку, – отозвалась Ванаи.

Эалстану очень хотелось затащить подругу с собой. В рукаве у него оставался последний крапленый козырь, которым юноше очень не хотелось пользоваться – но пришлось.

– А ты знаешь, что у Этельхельма вроде бы бабка была из кауниан?

Эалстан немало часов просидел с удочкой на берегах протекавшей мимо Громхеорта речки Мерефлоды и знал, как рыба клюет. Сейчас поплавок дрогнул.

– Не знала, – ответила Ванаи. – А что, правда?

– Мне так кажется. – Эалстан солидно кивнул. – С первого взгляда не скажешь, но что-то каунианское в нем есть: повыше он и постройней большинства фортвежцев.

Он внимательно глянул на Ванаи. Да, девушка заинтересовалась.

– Ты думаешь, я смогу порой выходить из квартиры, переодевшись фортвежкой?

– Мне кажется, «порой» – это самое подходящее слово, – ответил Эалстан, – но на концерте Этельхельма слушатели больше внимания станут обращать на музыку, чем на все остальное. Если хочешь, я могу достать тебе платье.

Даже мерки снимать не придется – фортвежские платья всегда кроились наподобие мешка для репы. То была одна из причин, по которым местные мужчины неизменно провожали жадными взглядами каунианок в тугих штанишках.