Кольцевой аппарат Илизарова фиксировал кость снаружи и позволял манипулировать сломанной частью в разных направлениях: постепенно сдвигать, раздвигать, сгибать, выпрямлять, а главное, создавал прочную фиксацию. Этот простой на вид аппарат был, в сущности, целым агрегатом и состоял из десятков деталей. Для успеха лечения необходимо ими умело пользоваться.

Учебника на эту тему не было, курсантам раздали напечатанную на машинке краткую инструкцию, сам Илизаров говорил сбивчиво. Курсантам он показывал и метод, и результаты лечения. А результаты были поразительные: самые сложные переломы, которые безуспешно лечили в других городах, срастались при использовании его метода.

Илизаров был трудоголиком, приходил в госпиталь до зари, уходил к полуночи. Он первым в мире сумел разработать технику удлинения костей при их укорочении. По миллиметру в сутки он постепенного растягивал кость на участке рассечения. За два — четыре месяца на месте растяжения формировалась новая костная ткань. Лиля измеряла удлинение сантиметровой лентой, изменения достигали и десять и пятнадцать сантиметров. Образование костных клеток от стресса растяжением, как это называл Илизаров, было настоящим научным открытием, которому хирург Илизаров дал теоретическое и экспериментальное обоснование.

Чем больше Лиля видела, тем больше приходила в восторг. Она поставила перед собой задачу — освоить метод Илизарова для будущей работы и с энтузиазмом включилась в ритм его работы. Каждый день они вместе осматривали десятки больных, он ставил диагнозы и учил ее, как определять деформации костей. Опыт у него был громадный, она удивлялась его профессионализму. Потом она ассистировала ему по несколько часов подряд на операциях и еще больше поражалась его высокому хирургическому искусству. Потом надо было вместе с другими врачами и сестрами выхаживать тяжелых пациентов. Она приходила в свой маленький номер в гостинице без сил, но все записывала и делала схематические зарисовки деталей, которые Илизаров показывал. И каждый день, наблюдая его работу, она с отвращением вспоминала, что большой начальник Колков называл его шарлатаном и инструктировал ее с целью угробить такого яркого специалиста, настоящего кудесника из Кургана. Ну, нет, этого она делать не станет! Если он спросит, она прямо скажет, что Илизаров не только не шарлатан, но крупный ученый и хирург. И покажет свои записи и зарисовки.

Илизаров с самого начала присматривался к Лиле с осторожностью. Он много натерпелся от сильных завистников. Сначала его просто игнорировали, как провинциального выскочку, а когда его известность стала разрастаться, московские хирургические светила стали всячески его зажимать. Илизаров был подозрителен: не явилась ли и она из лагеря московских врагов? Однажды сказал:

— Похвально, похвально, хорошо работаете. А я вот думал, что министерство подослало вас шпионить за мной.

Она смутилась и призналась:

— Гавриил Абрамович, честно говоря, мне намекали на это, даже уговаривали. Но я не согласилась.

— Кто намекал? Колков, что ли?

— Да, он.

— Понятно. Что ж, он и есть главный противник моего метода. А сам-то он что сделал? Ничего.

— Я теперь поняла, что вы делаете великое дело. Я на вашей стороне, Гавриил Абрамович.

— Ну, что ж, дело, дело. Но как бы вас не стали критиковать как сторонницу моего метода.

— Я такая маленькая сошка, ординатор больницы. Что со мной могут сделать? Мне не страшно.

— А работаете вы хорошо, руки у вас хорошие. Это я с самого начала заметил. Но зачем перегружаться?

— Я хочу начать делать операции по вашему методу в Москве.

— Ну, что ж, дело, дело. А все-таки отдохните немного. Это я привык так работать, с детства трудился.

На такую интенсивную работу сил у Лили хватило лишь на две недели, она стала раньше уходить из госпиталя. Другие курсанты из разных городов не работали так интенсивно, воспользовались командировкой для расслабления. После обучения мужчины пили водку и обхаживали местных красоток. Один из них пытался соблазнять Лилю, приглашал в кино и на выпивку, но она сразу дала резкий отпор.

Теперь она со всеми ходила вечерами по улицам. Город почти весь был деревянный, еще сохранились избы, в которых жили декабристы. Был открыт музей декабристов. Лиля пошла в музей, осмотрела экспозицию о жизни в ссылке поэта Вильгельма Кюхельбекера, лицейского друга Пушкина, чтобы рассказать об этом Алеше, горячему поклоннику Пушкина.

Повсюду на улицах попадались приехавшие к Илизарову пациенты, кто на костылях, кто после операции, с наложенными аппаратами. На время лечения они снимали комнаты и углы у местных жителей, это стало неофициальной индустрией Кургана, давало доход сотням домохозяев, и они за это Илизарова боготворили.

У магазинов постоянно стояли длинные унылые очереди, снабжение продуктами и товарами было даже не бедное, а нищее. Лиля поражалась бедности провинции по сравнению с Москвой, вспоминала, что то же самое видела в Албании. Возле винных магазинов всегда толпились пьяные мужчины, затевали ссоры и драки, вмешивалась милиция. Пьяные валялись на улицах, их подбирали и увозили в вытрезвитель, были и случаи замерзания в морозы.

Наблюдая бедную и серую жизнь провинциального русского городка, Лиля все больше хотела узнать, как попал сюда горский еврей Илизаров и что в этих условиях способствовало его удивительному открытию. Он был человек малоразговорчивый и даже скрытный, жил в постоянной сосредоточенности, о себе никогда не говорил. На воскресной прогулке по городу Лиля увидела его с женой и маленькой дочкой. Она уже видела эту высокую женщину в госпитале, она работала врачом-рентгенологом.

Лиля подошла к ним, заговорила и прошлась с ними немного по улице. Илизаров сказал жене:

— Это наша курсантка, из московской Боткинской больницы. — И вскоре ушел в госпиталь.

Было холодно, женщины зашли в пельменную, ели невкусные пельмени из толстого теста. Валентина сказала:

— Ну, я делаю пельмени намного вкусней, как говорится, настоящие сибирские, я ведь из Оренбурга.

Они разговорились, и Лиля узнала от нее историю необычной жизни Илизарова. Его отец Абрам, уже немолодым человеком оказался в кавалерии Буденного. После войны 1918 года с поляками женился на шестнадцатилетней еврейской девушке Голде в местечке Беловежск, в Белоруссии. У них родилось шестеро детей, Гавриил был старшим. Отец перевез семью в родное горное селение Кусары в Дагестане и уехал на заработки в Баку. Но в Кусарах уже жила его большая первая семья, и суровая старшая жена третировала Голду и ее детей. Жизнь была тяжелой, Гавриил рос, во всем помогал матери. До четырнадцати лет он не мог учиться — у него даже не было сапог, чтобы ходить по горным дорогам в далекую школу. Но он обладал пытливым умом и цепкой памятью, наблюдал природу и с детства мечтал стать врачом. Среди татов не было ни врача, никого с высшим образованием.

Благодаря способностям, преодолев большие трудности, он быстро закончил рабфак[127], в 1939 году поступил в медицинский институт в Симферополе. Учился Илизаров блестяще, но вскоре началась война с Германией, институт срочно эвакуировали в глухой поселок Кызыл-Орда, в Средней Азии. Многие преподаватели ушли на войну, учебников не хватало, студенты жили впроголодь, из-за завшивленности их даже не подпускали к больным в больнице.