— Мнение. Субъективное.

— Как и твое, — сказала я с негодованием.

Его звездные глаза искрились весельем:

— Если он заменит меня, я стану чем-нибудь другим.

Я почти слышала, как говорит Синсар Дабх: «Разве после любого акта разрушения не должно пройти достаточно времени для акта созидания?» Яблоко от яблони не далеко падает.

— Я не хочу, чтобы тебя заменили. Ты мне нравишься таким, какой ты есть.

— Флиртуешь со мной, красавица?

Я пыталась дышать и не могла. Темный Король дотрагивался до меня, целовал меня. Я могла чувствовать его губы на своей коже, и я… я… я…

— Дыши, красавица.

Я смогла снова вздохнуть.

— Пожалуйста, останови его, — молила я. Я встала на колени. Если В’лейн получит абсолютную власть, я не хочу жить в этом мире. Только не с ним. Заклинанием уничтожения он мог бы убить Бэрронса, и он дал понять, что использует любой шанс, потому что хочет этого. Он должен быть остановлен. Я не потеряю никого из своих близких. Мои родители будут жить до глубокой старости. Бэрронс будет жить вечно. Я? Хорошо. Я не уверена, что знаю точно, что собираюсь делать. Но я планировала прожить долгую и полную событий жизнь. — Это слишком много значит для меня.

— Ты будешь должна мне. Как должна, моей Серой Женщине.

Было хоть что-нибудь, о чем он не знал? Сделка с дьяволом… сказал бы Бэрронс, если бы не был заморожен.

— По рукам.

Он подмигнул:

— Я расчитывал на это, так или иначе.

— О! Тогда зачем ты…

— Затем красавица. Чтобы выяснить. Делается ли это ради любви. Потому что чаще всего это не так.

Он исчез. Он появился рядом возле плиты, глядя на В’лейна через хрустальную стену.

Я ужаснулась, когда поняла, что В’лейн впитал уже больше половины Синсар Дабх.

Но все будет хорошо. Король собирается остановить его, раздавить его как жука. В’лейну будет достаточно одного взгляда на того, кто пришел, чтобы просеяться, поджав хвост, трясясь от страха. Король запечатает пещеру, и все будет отлично. Никто не получит заклинание уничтожения. Бэрронс по-прежнему будет неубиваемый. И будет постоянной, вечной скалой под моими ногами, что мне и надо.

— … раньше. Откуда, как вы думаете, он пришел? — Моя мать закончила свое предложение. Она нахмурилась, — И куда он пошел?

Время пошло снова и все в пещере начали двигаться.

Голова В’лейна опустилась вниз и его глаза широко открылись.

Его реакция была совсем не той, что я себе представляла.

Его рот скривился в холодной улыбке.

— В кой-то веки, твою мать, ты показал свое лицо, старик.

— А, — сказал Темный Король, — Круус.

Круус? В’лейн был Круусом?

Я оглядела пещеру. Все были ошеломлены, как и я, смотрели то на В’лейна, то на Парня с Мечтательными Глазами.

Когда я выступала на стороне Дэррока, и наблюдала, как Светлая и Темная армии сошлись на заснеженных улицах Дублина, я трепетала от фантастического масштаба событий.

Теперь, оказывается, что Парень с Мечтательными Глазами в действительности был Темным Королем, а сотни тысяч лет выдававший себя за Светлого В’лейна, был на самом деле легендарным Круусом, он же Война — последний и самый совершенный Невидимый, воспеваемый за их существование.

И он столкнулся лицом к лицу со своим Творцом.

Круус смотрел на Темного Короля.

Эти легенды были сотканы миллион лет назад. Я переводила взгляд с одного на другого. Было так тихо, что можно было услышать, как муха пролетит.

Я взглянула на Бэрронса, который поднял вверх брови и выглядел полностью шокированным. Было хоть что-то для разнообразия, чего он не знал. Потом он прищурившись посмотрел на парня с мечтательными глазами.

— Он Король? Этот хилый старикашка?

— Старикашка? Ты имеешь в виду привлекательную француженку, — сказала Джо. — Она была официанткой в Честере.

— Француженка? Да это двойник Морган Фримен из бара на седьмом этаже в Честере, — сказал Кристиан.

— Нет, — сказал Дейгис, — это бывший садовник Эдинбургского замка, который стал работать в пабе Риодана, когда пали стены.

А я смотрела в молодые мечтательные глаза парня из колледжа. Он подмигнул мне. Мы все видели его по-разному.

Я повернулась к В’лейну… ээ, Круусу.

Как я не догадалась? Как я могла так сильно заблуждаться? Он никогда не был Светлым Принцем, столкнувшимся с Темными Принцами в ту ночь на заснеженной Дублинской улице. С двумя Темными Принцами. И если братья Войны и узнали его, то они не подали виду.

В’лейн был Круусом.

В’лейн был Войной.

Я ходила с ним рука об руку на пляже. Я целовала его. Столько раз, что не могла посчитать. Его имя было у меня на языке. Я дрожала от оргазма в его объятьях. Он вернул мне Эшфорд. Он сделал это, чтобы закрутить со мной?

Война. Конечно. Он вывернул мой мир наизнанку. Он направлял армии друг против друга, и наблюдал за хаосом, который он создал. Он боролся с нами и преуспел в этом. Без сомнений, смеясь внутри, наслаждаясь, что добавил хаоса, он находился в самой гуще боя, наблюдал за делами рук своих лично и с близкого расстояния.

Стоял ли он за всем этим? Подталкивал ли он Дэррока на протяжении тысячелетий, подстрекал ли бросить вызов Королеве? И когда Дэррока превратили в смертного, не Круус ли нашептал кое-что в уши Невидимых, может быть, подсадил ключевую информацию, и помог ему сломать стены, находясь далеко от сцены? Или он был только наблюдателем, ожидая того дня, когда сможет подобраться достаточно близко к Синсар Дабх, чтобы украсть знания Короля, убить действующую Королеву и овладеть ее магией?

Разве Эльфы действительно обладают таким терпением?

Он убил всех Принцесс и спрятал Королеву, чтобы убить ее в подходящее время.

Он повернул Светлый и Темный дворы друг против друга, используя наш мир в качестве поля боя.

Мы все были пешками на его шахматной доске.

Я не сомневалась, что он был после Королевы, высшей властью. Он был хладнокровным, высокомерным, когда рассказывал мне о том, что это может быть сделано, и как. Он тот, кто рассказывал легенду с самого начала. Не в силах устоять перед хвастовством. Когда я спросила его о Круусе, он рассердился и сказал: «Однажды ты захочешь поговорить обо мне». Он ревновал к себе, и был недоволен тем, что не может раскрыть свое истинное величие. Он сказал, что Круус был самым красивым из всех, хотя мир никогда не узнает этого — напрасная трата совершенства на то, чтобы никогда не увидеть такого как он. Как это должно быть тяжело, что ему так долго приходилось скрывать свое истинное лицо.