Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Крайне короткое», – добавил он про себя.
Кейт задумчиво на него смотрела.
– Значит, ты не встречался с Мэлом.
– Нет, но я слышал о нем кучу баек в редакции. Это случайно не один из тех, кто жутко жаловался на появление компьютеров?
Кейт хохотнула.
– Это мягко говоря. Ты хотел сказать, что это единственный парень, кто возмущался больше, чем я. – Она наградила свой монитор убийственным взглядом. – Да, это Мэл. Ну, полагаю, тебе стоит с ним встретиться. Но я предупредила… с ним может быть нелегко. И это касается не только его ассистентов или помощников. У него есть привычка прыгать обеими ногами…
– Туда, куда ангелы ступать бояться? – предположил Питер.
– Я хотела сказать туда, где эффективнее пройтись на цыпочках. Чтобы, например, не выдать свое местоположение определенным людям. Если вы сработаетесь, помни: когда он прыгнет, утянет за собой. Это может привести к неприятностям.
– Думаю, я справлюсь.
– Справишься? Тогда идем. Я вас познакомлю.
Кейт повела Питера в отдел городских новостей, в самое сердце пустых столов, вполне уместно прозванных Ничьей землей. Большинство из них использовались журналистами, получившими временные назначения, или сотрудниками, которых переводят между отделами. Робби Робертсон, главный редактор «Бьюгл», часто называл их летучими голландцами.
Кейт привела Питера к одному из столов. Он был завален бумагами, а вместо клавиатуры перед монитором демонстративно красовалась старая пишущая машинка «Смит-Корона» сороковых годов. Черная, с золотыми буквами и тонкой, словно нить, золотой окантовкой, машинка блестела глубоким блеском, который достигается только благодаря постоянной и тщательной полировке на протяжении долгого времени.
– Ого! – восхищенно произнес Питер. – Вы только посмотрите на нее. Она сияет.
– Ты ему понравишься, – заключила Кейт. – С другой стороны, ему нравятся все, кто не называет эту машинку устаревшим барахлом.
– Это не барахло, а антиквариат. Нет, не просто антиквариат, это…
– Произведение искусства, – резко произнес кто-то у них за спиной.
Питер обернулся. После всех историй о Мэле Аренсе, он рассчитывал увидеть мужчину постарше. Но этому парню с копной светлых волос, который уже протягивал ему руку для знакомства, не могло быть больше тридцати.
– Мэл, – произнесла Кэтрин, – это Питер Паркер, тот фотограф, о котором я тебе говорила пару недель назад.
– Так это ты тот парень, который продолжает снабжать газету фотографиями Человека-Паука, – произнес Аренс, – хорошо. Очень хорошо. Не то что остальные неудачники. – Он повернулся к Кейт. – Возьми стул.
Пока они заимствовали стулья у соседних пустых столов, Питер осматривался.
– Почему ты продолжаешь сидеть здесь? – спросил он. – Ты же сотрудничаешь с нами уже довольно долго.
– Около года, да, – Аренс засмеялся. – Но мне нравится ощущение этого места, царящее здесь чувство неуверенности. Видит Бог, это чувство повсюду присутствует в моей работе. По крайней мере, этот офис погружает меня в знакомую атмосферу. Садитесь уже.
Они сели.
– Это прекрасная пишущая машинка, – восхитился Питер.
– Это благородный инструмент, – согласился Аренс, наградив Кейт еще одним недобрым взглядом. – И если в этом несправедливом мире осталось еще хоть немного справедливости, я смогу и дальше писать свои сюжеты на хорошей плотной бумаге, а не на этой мерзости. – Он снисходительно махнул рукой в сторону монитора, безмолвно стоящего на углу стола.
– Почему ты его хотя бы не включишь? – поинтересовалась Кейт. – У нас в системе установлены очень хорошие предохранители мониторов.
– У меня нет никакого желания облучаться этой штукой, – возразил Аренс, – просто потому, что кто-то счел, что мне так будет удобнее. А мне это абсолютно неудобно, но неважно. Я не хочу снова погружаться в этот спор.
С любовью похлопав машинку по корпусу, он повернулся к Питеру.
– На этой машинке я напечатал первый репортаж, который мне удалось опубликовать, – произнес он. – Она принадлежала моему отцу. И чтобы отобрать, вам придется вырвать ее из моих холодных мертвых пальцев.
Питер мысленно улыбнулся. Если это и была пресловутая эксцентричность Аренса, то она, по крайней мере, выражалась в довольно милой форме. А если учесть все слухи о нем, Мэл заработал право быть эксцентричным. Многие в редакции называли его старомодным газетчиком в молодом теле. Очень умен, говорили они, хорошо пишет, всегда укладывается в сроки, всегда знает, как лучше расставить акценты, и знает, какие фотографии ему нужны. Настоящий подарок для фотографа: всегда подскажет, как сделать именно тот снимок, который необходим данной статье.
– Кэтрин рассказала тебе, над чем я работаю? – поинтересовался Аренс.
– В общих чертах.
– Я как раз привела его, чтобы ты рассказал детали, – пояснила Кейт, – ты что-то говорил необходимости фотографа.
Аренс рассмеялся.
– Ага. И я готов поспорить, что замешанные в этом люди как раз предоставят мне возможность сделать отличные фото. Послезавтра ночью.
Кейт изогнула бровь.
– Так скоро? Полагаю, ты уже написал завещание?
– Если ты рассчитываешь, что я оставлю тебе свою коллекцию фарфора, то можешь не надеяться. Ты жадина, ты знаешь об этом?
– Если речь идет о «Мейсене», это уже давно ни для кого не секрет, – ответила Кейт, поднимаясь на ноги. – Оставлю вас двоих пообщаться. – Она кивнула Питеру и направилась к лифту.
Питер и Мэл откинулись на спинки стульев и взглянули друг на друга. Паркер прекрасно понимал, что Аренс оценивает его, изучает, практически заносит в мысленную картотеку. Он улыбнулся и наградил его собственным пристальным взглядом.
Спустя несколько секунд интенсивного изучения, которые ощущались скорее как несколько минут, Аренс, наконец, кивнул.
– Я видел фотографии из Космического центра Кеннеди, – сказал он. – Весьма впечатляюще. У тебя талант к работе на высоте.
Питер улыбнулся.
– Что-то в этом роде. Высота никогда меня не пугала.
– Что ж, на этот раз нам предстоит погружение на самое дно, – произнес Аренс. Он потянулся к ящику стола и достал оттуда ириску. – Хочешь?
– Нет, спасибо.
Аренс усмехнулся, медленно развернул конфетку, затем закинул ноги на стол, едва не задев Питера.
– Итак, русские, – произнес он. – Знаю, это прозвучит смешно, но у них настоящий талант к организованной преступности. И они независимы. Американская версия мафии всегда имела связи, пусть и весьма отдаленные, со старой Коза нострой с Сицилии и юга Италии. Традиции, старые привычки. Но русские? Нет. Когда начались реформы, наступили glasnost и perestroika, когда рухнул Железный занавес, они осознали, что Запад – это как раз то место, где они хотели бы жить.