что я подумал. Толька согласился, хотя я сразу заметил, что ему девчонка понравилась, не знаю чем. Он так-то был дуб дубом, не верил в мистику, классическое советское воспитание. Гадалки, ведуньи – у него было неважное отношение к ним, хуже, чем к гомосексуалам. Но вот когда я сказал, что Ларе этой место в дурке, Толька даже разозлился.

– Влюбился в нее? – грустно спросила Ника.

Алеф снова улыбнулся, затягиваясь.

– Да, что-то у них начало крутиться, и крутилось все время, что мы в этом копались. Толька сильно тогда поменялся, стал помягче даже, раньше… – он помедлил, словно споткнувшись, – раньше, Ник, он напоминал вас. Пожалуй, худшую версию вас, ту, которая… – и снова он не нашел слов. Ника облизнула губы.

– Которая что? – Она пожалела о выпитом: поплохело.

Он опустил голову и посмотрел на ее коротенькие сапоги.

– Шнурки-то отстирались?

Ника, все это время рассеянно крутившая стопку, чуть ее не выронила, поймала уже в падении. Столкнулась с Алефом взглядом – тот невозмутимо улыбался, выпуская дым из ноздрей. В глазах вроде не было осуждения, но к ушам Ники все равно прилила кровь.

– Откуда вы?.. – залепетала она.

– На будущее, – Алеф сделал последнюю затяжку, обошел горку папок и потушил окурок в пепельнице, – даже если вы дочь такого отца, людей лучше не избивать в мясо. Обычно последствия все же есть, да и это в принципе не очень правильно. Вы не беспредельщица с арматурой.

Ника кивнула. Значит, папа. Не только узнал, но и поделился с напарником дочери ее отвратительным поступком. Наверное, надеялся, что после этого напарника у нее не будет, это же Алеф, и он такой… Ника едва не взвыла. «Охуенный», как она однажды сказала по пьяни. «Благородный» – вот что просилось сейчас. А теперь он, оказывается, все знает про ее отъезжающую крышу, про готовность крушить и ломать, про…

– Он часто бил задержанных, – ровно продолжил Алеф, будто и не было перескока темы. – Перегибал. У него было прозвище в уголовной среде – Мясник, попасть к нему на допрос с высокой вероятностью значило выйти инвалидом. Не всегда, конечно. А только если шанс на невиновность был минимальным. Ложь Толя чуял просто удивительно. Может, поэтому, а не только по любви Ларису он особенно не прессовал.

Алеф вернулся к шкафу и продолжил убирать папки, так же аккуратно. Ника все же встала и начала помогать. Поймала легкую улыбку, что-то вроде «Не думайте, я вас не боюсь». Улыбнулась сама, но тут же глаза Алефа снова стали мрачными.

– Хорошим он был человеком или нет, неважно, работу свою мы знали. Провели беседы со всеми этими мистиками, ничего особенного не услышали, только про все того же Пса. Лариса же разыскала нам старую библиотечную книгу на французском, где была просто чудовищная легенда о Жеводанском Звере, знаете? Сейчас она довольно известная.

– Не очень, – покачала головой Ника. Алеф кратко пояснил:

– Франция, XVIII век, тихое графство – и тоже нападения непонятного чудища на жителей, больше сотни смертей. Везде пишут, что это был не то волк, не то гиена из зверинца, а Лариса нашла версию о духе, который скитается по миру с Темных веков и иногда пробуждается, чтобы напитаться кровью. Привела немало примеров, откопала даже байку об убийствах в русском пансионе для мальчиков, приплела туда, представьте себе, предков Марины… – Алеф поморщился. – Да неважно. Она ведь оказалась во всем не права. А друзья ее – ни в чем не виноваты. Вроде как.

Ника затолкала очередную папку в шкаф, места там уже оставалось маловато. Алеф придавил эту папку своей.

– Мы разрыли еще историю – про одного преподавателя. Вел он себя образцово, тоже все рвался нам помогать, а сам втихую синтезировал наркотики в университетской лаборатории, на продажу. Видимо, пробовал. И помешался. У него начались галлюцинации, голоса в голове говорили убивать, причем так, по-звериному: грызть, драть, ломать кости. Мы поймали его случайно. Прямо над трупом девушки.

– Наркотики сделали из него волка? – не поняла Ника.

Алеф пожал плечами:

– Ну или Жеводанского Зверя, мы ведь из-за Ларисы стали психованных искать, которые в такую чушь верят. Не знаю, что вам сказать. Когда была погоня по крыше, тот тип действительно двигался странно: быстро, скачками, на четвереньках, и рычал, и скалился. Но вот когда скрутили, сразу стал человеком: вопил, что не виноват, это все духи, одержимость… Сила у него откуда-то взялась нечеловеческая, хотя был доходяга, очкарик. Вырвался. Попытался впиться мне в глотку. В итоге Добрынин его подстрелил, да еще с крыши сверзнул. Я не смог помешать, понимал: Толька сам сейчас что зверь, и ничего с ним не сделать. Да и не могу сказать, что был против: слишком много жизней угробил. Молодых, Ника. Ребятам и двадцати не исполнилось, большинству.

– А точно он… – начала Ника, но Алеф прервал.

– После этого убийства прекратились. – Новая улыбка была совсем мрачной. – Или нет.

– Что вы имеете в виду? – Ника вздрогнула и опять глянула на шахматную фигурку.

Алеф наклонился, сгребая поближе сразу все оставшиеся папки. Ей в глаза он сейчас смотреть явно не хотел.

– Тольку убили через три дня. Нашли в парке возле дома. Растерзан, вот этот слон в руке, записка: «Зверь всегда будет с вами».

Он выпрямился, сунул папки в шкаф, захлопнул дверцу и заблокировал ее. Замер, глядя перед собой, поджал губы и наконец снова повернулся к Нике. Глаза блеснули.

– Дело требовали закрывать. Срочно. Потому что оно уже очень нашумело. Сразу начали говорить, что, мол, это инсценировка, Толе отомстили старые враги из криминальных группировок, это другое, жалко, нужно искать, но уже не в том масштабе. – Он прищурился. – Знакомо, да? А когда я попытался воззвать к совести нашего начальства и упомянул Жеводан, знаете, что мне сказали? «Выбирай: или у тебя будет хит сезона – диагноз вялотекущая шизофрения, или ты оставляешь все как есть, Тольку-то все равно не вернуть, а в главке хоть уймутся».

– И что вы выбрали? – Ника сглотнула. Она уже все понимала.

– Образование искусствоведа. – Алеф улыбнулся. Его глаза цвета лесного мха казались сейчас очень темными и злыми. – Фарфоровых пуделей. И никаких больше новогодних праздников, потому что мы с Толькой с детства отмечали их вместе.

Он прошел к столу и сел. Серая «выставка» криминальных фотографий за его спиной напоминала какой-то чудовищный парад призраков. Ника села напротив.

– А дядя Владя? – тихо спросила она.

– Он остался, – Алеф взял новую сигарету. – И думаю, теперь вы понимаете, почему мне так просто было вернуться «в обойму». – Он передумал, вернул сигарету