Мучительная неотвязная мысль терзала его, однако, всегонесколько минут, потому что Клейтон, вглядываясь в фиолетово-розовый закат, немог поверить, что Уитни способна уйти к другому. Возможно, во всем былавиновата бутылка бренди, которую он успел выпить за последние два часа, ноКлейтону почему-то казалось, что Уитни… Уитни со временем привыкла к нему идаже немного полюбила. Немного.

Клейтон вспомнил о ее привычке сидеть в кабинете,свернувшись в кресле, пока он работает, и читать, писать письма илиподсчитывать домашние расходы. Она любила быть рядом с мужем. И ей чертовскинравилось лежать с ним в постели. Ни одна женщина на свете не могла бы тактаять в объятиях мужчины и пытаться подарить ему такое же наслаждение, какоеполучала от него, если бы была к нему равнодушна.

Клейтон отчаянно любил Уитни в тот день, когда онипоженились, она же не любила его. Тогда. Но с тех пор прошел не один месяц, иона, конечно, питает к нему некоторое подобие любви.

Не зная куда деваться, Клейтон встал и направился в спальнюУитни. Без хозяйки она больше не была красивой и уютной. Уитни исчезла и вместес ней — смысл его существования, дающий силы жить и дышать. Он прогнал ее,сломил неукротимый дух и разбил сердце. В ней было так много энергии имужества! Так чертовски много!

Она не побоялась вступить с ним в спор в тот день, когдавопреки приказу отправилась на прогулку верхом, а потом открыто бросила ему вызов,появившись на балу у Клифтонов в великолепном зеленом платье, придавшем ееглазам изумрудный оттенок. И когда он сидел в темноте в этой самой комнате,ожидая ее, она не побоялась угрожать поджогом! Никто, кроме Уитни, не посмелбы, дерзко глядя ему в глаза, утверждать, что останется под замком лишь в томслучае, если муж будет заперт вместе с ней. И почему вдруг у нее возникло быподобное желание, будь

Клейтон безразличен ей?

Вернувшись к себе, Клейтон оперся о раму окна и, глядя вомрак, вспомнил, что сказала Уитни, когда он схватил ее за плечи и начал трясти,пытаясь заставить замолчать. «Не могу, — прошептала она, морщась от боли. —Потому что люблю тебя. Люблю твои глаза и улыбку…»

Иисусе! Как она могла говорить такие вещи, когда он намеренномучил ее?! «Я точно помню каждую твою ласку… нежность рук… и слова, которые тышепчешь, когда находишься глубоко во мне… о том, что ты, кажется, словноприкасаешься к моему сердцу…»

Клейтон медленно побрел в гардеробную. Открыв футляр, гдехранились запонки и булавки для галстука, он вынул рубиновый перстень иповернул так, чтобы прочесть надпись.

Глубоко вздыхая, он долго смотрел на два дорогих слова«Моему господину», не в силах решить, надеть ли кольцо самому или подождать,пока Уитни сама сделает это, как в ночь свадьбы. Тогда она поцеловала еголадонь и нежно приложила к щеке.

Он надел кольцо сам, потому что не мог больше ждать. И,сразу почувствовав себя немного лучше, сел, вытянул перед собой ноги и взялграфин с бренди. Теперь Клейтон ясно сознавал, что, прежде чем найдет Уитни,должен примириться с ее предательством. Иначе при первом же взгляде на женуярость взорвется с новой силой и уничтожит их обоих.

Хорошо, пусть Уитни отдалась другому до свадьбы. Если непозволять себе добиваться правды, не пытаться узнать имя этого человека, всееще может уладиться. Именно он сам, лишив Уитни невинности, бросил ее в объятиядругого. Кто же виноват в том, что она в момент одиночества и отчаяния забыласьи стала искать утешения? Один раз. Он всего однажды простит ей измену.

Клейтон откинул голову на кресло и закрыл глаза. Или сотнираз? Не важно, что бы ни сделала Уитни, он просто не может жить без нее.

В этот день Клейтон в безумном смятении, вне себя отбеспокойства проскакал по полям много миль. Он велел оседлать Хана, коня Уитни,потому что тот, как она высокомерно напомнила, принадлежал только ей, а не былкуплен на деньги мужа.

Наконец он очутился на том высоком гребне, куда привез Уитникогда-то, вскоре после приезда в Клей-мор. Усевшись на землю, он облокотился наствол того же дерева. В тот день Уитни сидела у него на коленях.

Клейтон рассеянно озирал окрестности, чуть жмурясь от яркихсолнечных лучей, плясавших по поверхности воды.

Лениво похлопывая себя по бедру хлыстом, Клейтон вспоминал,как Уитни хотела спуститься вниз, в долину, боясь, что он захочет овладеть ею.Господи, это было всего восемь месяцев назад! Почти восемь! Восемь самыхчудесных, счастливых, мучительных, позорных месяцев в его жизни!

Клейтон с легкой грустью улыбнулся. Восемь месяцев! ПоставьУитни на своем, и они только должны были бы пожениться через неделю-другую! Онаутверждала, что раньше, чем через восемь месяцев, не управиться с приготовлениямик свадьбе, и… Восемь месяцев!

Свирепо выругавшись себе под нос, Клейтон в панике вскочил.Уитни просила восемь месяцев на подготовку к свадьбе! Даже она не настольконаивна! И если бы посчитала, что беременна, и прибежала к нему, желая дать имябудущему ребенку, не стала бы ждать восемь проклятых месяцев!

Ненавидя себя с такой силой, что почти не мог дышать,Клейтон, сам того не сознавая, в ярости погонял и погонял коня, выжимая из неговсе силы. Уитни не была настолько невежественна, чтобы ждать восемь месяцев,если знала о беременности, но могла оказаться достаточно невинной, чтобыпосчитать, будто забеременела в ту ночь, когда Клейтон увез ее. И достаточногордой, чтобы использовать мнимую беременность в качестве предлога, чтобызаставить его приехать к ней… однако в то же время слишком благородной, чтобыотказаться от этой мысли и самой приехать в Клеймор.

— Дайте ему остыть, — бросил герцог груму, швыряя поводья, ина глазах у изумленного слуги почти побежал к дому. — И велите Макрею черезпять минут запрячь в карету гнедых.

Последние слова он почти прокричал на ходу.

Два часа спустя Эмили Арчибалд получила от Клейтона вежливоеприглашение, которое правильно посчитала «приказом» следовать за его слугой кэкипажу, который привезет ее в дом на Аппер-Брук-стрит. Она с волнением итрепетом повиновалась.

Дворецкий проводил Эмили в просторную, отделанную панелямибиблиотеку, где ее ожидал герцог Клеймор, стоя у окна спиной к ней. К удивлениюЭмили, он не обернулся, чтобы приветствовать ее с обычным дружелюбием, и лишьхолодно, почти грубо сказал:

— Что предпочитаете: обмениваться следующие пять минутлюбезными банальностями или сразу перейти к делу?

Он наконец медленно повернулся и взглянул на нее. Ознобстраха прошел по телу Эмили. Никогда раньше не видела она таким Клейтона Уэстморленда!Он, как всегда, казался непроницаемо спокойным, однако сейчас излучал какую-тожестокую решимость. Она молча глядела на него, не зная, что сказать.