Из письма О. Ф. Берггольц сестре М. Ф. Берггольц

24 января 1943 г.

…Как я думала о тебе, сестренка, в ночь с 18 на 19 января… У нас все клубилось в Радиокомитете, мы все рыдали и целовались, целовались и рыдали – правда! И хотя мы знаем, что этот прорыв еще не решает окончательно нашу судьбу, – ведь, черт возьми, так сказать с другой стороны, немцы-то еще на улице Стачек, 156, все же весть о прорыве, к которой мы были готовы, обдала совершенно небывалой, острой и горькой в то же время радостью… Мы вещали всю ночь, без всякой подготовки, но до того все отлично шло – как никогда. <…> До чего это трогательно было и приятно, что именно сюда, в Радиокомитет, стремились люди. Одна старушка в пять часов утра встала и шла из Новой Деревни пешком, не в силах дождаться трамвая, «поговорить по радио», ее выпустили, конечно. <…> Повторяю, хотя мы еще накануне кое-что существенное знали и, слыша гром нашей артиллерии, понимали, что он значит, известие меня ошеломило. Просили, чтоб я написала стихи, – но рифмовать я ничего не могла. Я написала то, что просилось из души, с мыслью о Коле, вставила две цитаты из «Февральского», – и как будто бы вышло. Когда села к микрофону, волновалась дико, и вдруг до того начало стучать сердце, что подумала, что не дочитаю, – помру. Правда. И потому говорила задыхаясь и чуть не разревелась в конце, а потом оказалось, что помимо текста именно это «исполнение» и пронзило ленинградцев. Мне неудобно даже тебе писать об этом, но факт, при этом для меня совершенно неожиданный: на другой день все говорили об этом выступлении. («Вот сказала то, что все мы думаем, и так, как все чувствовали») – и до сегодняшнего дня я продолжаю получать письма – отклики на это выступление – в стихах и прозе. Некоторые пишут: «Мы сразу после известия о победе стали ждать Вашего выступления – и не ошиблись: мы услышали Ваш уже так знакомый и милый голос, и Вы сказали то, что у всех у нас горело в сердце».

Ольга. Запретный дневник. Дневники, письма, проза, избранные стихотворения и поэмы Ольги Берггольц. СПб., 2010. С. 227–228.

Из книги Николая Тихонова «Ленинградский год»

1943

Ленинград в январе

Если в январе прошлого года ленинградцы жили, как зимующие в самых драматических условиях полярники, окруженные тьмой и холодом, собрав всю силу воли и твердо решив пройти через все, дожить до весны, до тепла, до света, собирая подчас последние силы, чтобы продолжать каждодневные работы для фронта и города, для дома и отечества, – то в этом году январь был встречен совсем другим народом, совсем в другом настроении.

Город жил размеренной, строгой жизнью, в нужде и в заботе, но уже было предчувствие не календарной весны, еще далекой, а уверенность, тайная и крепкая, что скоро, скоро произойдет перемена, что длинный, тяжкий путь испытаний осветится новым светом, что события на перевале времени. И от этого сознания скорее двигалась работа, веселее становилось на душе и светлее горели детские елки.

И вдруг в историческую ночь, восемнадцатого января, ленинградцы услышали весть с фронта, которую три раза повторило радио, и тогда всем стало ясно, что произошло долгожданное, – блокада прорвана! Всю ночь в городе не спали, всю ночь играло радио, песни и музыка разносились в эфире.

Трудно человеку, не жившему в Ленинграде в дни блокады, понять чувства, переполнявшие сердца ленинградцев. Всю ночь звонили телефоны, всю ночь говорили в квартирах, собирались собрания в цехах. Новые рекорды ставились на военных предприятиях. Уже вытаскивали флаги, чтобы вывесить их на домах, чтобы утром весь город сиял красными полотнищами. Мысли всех неслись к фронту, и сам город, сверкая морозными узорами своих великолепных зданий, вставал в новой красоте. Плечи выпрямились, глаза заблестели. Все хотели знать подробности, все говорили разом.

2

Чтобы штурмовать высокий левый берег Невы, сильно укрепленный и защищенный многими орудиями, пулеметами и минометами, чтобы форсировать широкую реку, надо было приготовить к этому бойцов. Отыскали озера с подходящим ледяным пространством и с крутыми берегами, и бойцы приучались преодолевать бегом лед и карабкаться на крутые склоны. Они тренировались, как суворовцы перед штурмом Измаила, и они делали это с энтузиазмом, зная, что речь идет об операции, которая должна разорвать блокаду, отбросить с берега Невы немецкие дивизии. И их натиск был произведен с решительностью и уменьем.

В несколько минут было преодолено пространство Невы, и бойцы уже вели бои во вражеском расположении. Это были жестокие упорные схватки, где родились новые герои, где была добыта дорога на восток, на соединение с волховцами. Бойцы забыли все, кроме слова: вперед!

Один красноармеец, чувствуя недомогание, пришел в ППМ, чтобы, как он сказал, попросить порошку от кашля. Его осмотрели и сказали, что он должен быть немедленно эвакуирован, как тяжело больной.

– Как! – сказал он. – Я уйду из боя, из такого боя в самую горячую минуту. Нет, я иду в полк!

И он сражался до тех пор, пока его часть не выполнила боевого задания. Тогда его уговорили отправиться на леченье. Он пришел в ППМ, лег на носилки и умер.

Я сам видел командира, который умолял скорее взять от него трофейный, только что взятый им в бою, немецкий огнемет, говоря: «Я не могу, товарищи, с ним копаться. Пять бойцов я не могу держать вне боя – возьмите скорее это имущество, чтобы я мог вернуться в бой». Раненые продолжали сражаться, забывая о ранах.

Группа бойцов, понесшая потери, уменьшившаяся в своем составе, продолжала в разгаре наступления преследовать противника, далеко вырвавшись вперед. Люди не могли остановиться. Они видели: враг разбит, враг бежит, вокруг валяются трупы немцев, в снегу стоят брошенные машины, орудия, минометы. Бить дальше, идти, идти…

Сдаются фрицы, оглушенные жестоким огнем нашей артиллерии, бегут, и вот уже с той, еще недавно такой далекой, стороны идут бойцы, наши, волховцы. Какие объятья, какая радость!

В Ленинграде развеваются флаги победы, город получает приветствия из родной Москвы, из далекой Армении, из Англии…

Немцы в эти дни в бессильной ярости обрушили на город сильный артиллерийский огонь. Снаряды падали на улицы и дома. Самолеты стали пробовать прорываться к городу. Очень немногим это удалось. Прорвавшиеся в беспорядке сбрасывали бомбы.

Ленинградцы приняли этот бой в полном спокойствии. Дисциплина и привычка все перенесть помогала им в эти трудные часы.

…Я работал поздно ночью. Дом дрожал от зенитной стрельбы, и прерывистое дребезжанье