совет Мистерии. Я… пожалуй, теперь я готов упокоиться с миром.

— Ты и так упокоился с миром, — хмыкнул Майно.

— Не перечь мне, сын. Звание ректора не дает тебе такого права.

Лахджа не выдержала и в голос засмеялась.

Они не замечали, что Астрид все сильнее раздувается от ярости. Она-то ждала, что дома ее либо все-таки пожалеют, либо начнут отчитывать. Но они… они ее просто игнорируют!

Она сама собиралась всех игнорировать! Это нечестно! Это не должно работать в обе стороны!

— У нас, между прочим, маносборческая практика началась! — громко произнесла она. — Сложная! Некоторым девочкам от нее плохо! Одну вообще тошнит все время!

— У-ум… — вяло кивнула мама.

— Ну простите меня! — сломалась Астрид. — Я не буду так больше делать! Я сейчас искренне извиняюсь!

— У-ум…

— Ну что мне сделать, чтобы меня простили?! Хотите, я сто кругов вокруг дома пробегу?!

— Я хочу, чтобы ты не была такой злой девочкой, — сказала мама. — И не нападала на людей, пытаясь отнять их еду. Это глупо, жалко, недостойно…

— …И после этого за мной будут охотиться соларионы?.. — прищурилась Астрид.

Лахджа сконфузилась. Этим летом они узнали, как именно волшебник с «Благого вестника» сумел ее отследить. То крабовое рагу дорого ей обошлось… но она ж не знала! Она ни на кого не нападала, а просто тихонько скрысила… это было совсем другое.

И она извинилась перед мэтром Драйбо. Даже поставила ему выпивку. Они квиты.

— А, а, а?.. — насмешливо спросила Астрид, поняв, что Совершенная Меткость снова ее не подвела. — Тебе можно, что ли?

— Первое — я тогда не знала до конца, как работает Зов Еды, — стала загибать пальцы мама. — Второе — я твоя мать и не должна перед тобой оправдываться. Третье — лопай молча.

— Ага, затыкаете рот, когда слышите правду?! — хищно оскалилась Астрид.

— Никто тебе рот не затыкает, — холодно произнес папа. — Просто в той ситуации ты поступила худшим образом из возможных.

— Я есть хотела! Мне мало сотворенной еды!

— Тебе так кажется, потому что ты всю жизнь ела только настоящую. Физиологической потребности у тебя в ней нет. Но если все совсем плохо — почему просто не заказываешь себе отдельно? В столовых КА очень дешево.

— Да не хочу я тратить свои деньги на еду! — засопела Астрид.

— Вот упрямица… ну давай тебе карманные деньги прибавим.

— Давай!

— Но ты все равно не будешь тратить их на еду, да? — хмыкнул папа.

— Вот еще. Я не дура.

— Ну и страдай тогда, не дура… или почаще медитируй. Внешняя мана возместит то, чего тебе не хватает в сотворенной пище.

— Правда?! — обрадовалась Астрид.

— Правда, правда. Кстати, у тебя на маносборчестве все нормально? У меня по первости живот все время крутило.

— Это странно, — заметила Лахджа.

— Да просто некоторые студенты поначалу не могут настроиться только на ману и разгоняют по нади еще и прану. А это влечет самые непредсказуемые телесные нарушения.

— Да, Свизанне препод то же самое говорит, — кивнула Астрид. — Он ей прописал какую-то микстуру, но она что-то не помогает.

— Поможет только практика, — заверил папа. — Медитировать, бегать в туалет, снова медитировать…

— И поменьше нервничать, — добавила мама.

— А на остальных предметах как у тебя дела? — спросил папа. — Везде успеваешь?

— Да везде, — пожала плечами Астрид. — Кроме физмагии.

И она подвинула себе второй стейк. Мясо, настоящее реальное мясо брызнуло соком, и по телу аж пробежала дрожь.

— Физмагии?.. — не понял папа. — В смысле?.. Ты?..

— Ну… у отдельных студентов более высокие нормативы, — уклончиво ответила Астрид.

Майно Дегатти окинул ее изумленным взглядом. Он вдруг заметил, что за последние полгода дочь не только подросла на полпальца, но и заметно окрепла. Постройнела, стала очень жилистой, раздалась в плечах.

И вон как мясо метет. Почище гохерримов.

— Проблем в школе никаких нет? — спросил он. — Помочь не нужно?

— Не, — отмахнулась Астрид. — Нормально все.

Она по-прежнему восемь раз в луну воевала с Гробашем, но это их война, их усобица. Гробаш пытается довести Астрид до слез, Астрид пытается убить Гробаша. Все нормально.

Вмешивать папу-ректора она точно не станет. Это все равно что признать поражение. Гробаш, конечно, после такого отвяжется, но смотреть на Астрид будет, как на ничтожество.

И учить начнет формально, по общей программе.

Тем временем Вероника что-то сосредоточенно читала. Это не было чем-то странным, она даже за столом редко выпускала из рук книжку, но в этот раз фолиант был каким-то особенно толстым и в кожаной обложке. А приглядевшись, Майно понял, что это словарь оксетунга, великаньего языка… стоп, что?.. Оксетунг уж точно не входит в начальное образование и на вступительных экзаменах его знания не требуют.

— А тебе это зачем, ежевичка? — растерянно спросил он.

— Учитель сказал, это память развивает, — объяснила Вероника.

— Учитель?.. — насторожился Майно. — Какой еще учитель?

— Очень умный, — заверила Вероника. — Мозговитый.

— А… дорогая, это ты кого-то наняла?

— Нет, — повернулась Лахджа. — Ежевичка, что за учитель?

— Я сама себе нашла. От вас же не дождешься.

— Мы уже начали искать… кого ты нашла?! Ты опять кого-то призвала?!

— Я попросила кого-нибудь очень умного, — пожала плечами Вероника.

— И-и-и?..

Вероника сердито закрыла книгу и сказала:

— Он в библиотеке, у него обеденный перерыв.

Майно и Лахджа одновременно встали из-за стола и наперегонки ринулись в библиотеку. Их дочь опять кого-то призвала! Опять по их дому шатается кто-то… кто-то… она не призывает ничего хорошего!

В библиотеку они ворвались тоже одновременно. Там, к счастью, было… тихо. Книги спокойно стояли на местах, ничего не тронуто, не разбросано, не перевернуто. Только у одного стеллажа в воздухе парил раздутый мозг с извивающимися щупальцами.

— Кэ-миало, — только и произнес Майно. — Ну конечно, кто ж еще.

— Э-э-э… привет, Ле’Тоон, — удивленно сказала Лахджа. — Давно не виделись. А что ты тут… забыл?..

Как ты его узнала?!

Майно, для тебя все демоны одинаковые, что ли? Тебя же я как-то отличаю от других людей.

Но я же не выгляжу, как мозг с щупальцами!

Ну ты и видист.

— Здравствуйте, чета Дегатти, — раздался мелодичный голос, который словно отражался эхом в стенках черепов. — Вашей дочерью был осуществлен неопределенный призыв, и откликнулся я, как самый среди кэ-миало чаще всего вкушавший ее матери.

— Как-то это странно звучит, — отстранилась Лахджа. — Слишком чувственно. Не надо так формулировать.

— Прошу прощения. Я столько раз поглощал из твоей памяти, в том числе то, что поглощать не очень хотел, что связь между нами стала прочнее, чем между тобой и любым другим кэ-миало. Не могу сказать, что был обрадован призывом со стороны ребенка, но потом меня этот проект заинтересовал. Действительно, мозг ребенка более