Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очевидно, он оставался на царской службе до начала 1582 г., до перемирия с Польшей. Потом часть его отряда вернулась на Дон, а часть осталась с атаманом. В поисках новых предприятий они отправились на Волгу, а потом на Яик. Здесь на казачьем кругу встретились разные отряды, в том числе волжские казаки, провинившиеся перед царем. Видимо, это получилось непреднамеренно, но вина была очень серьезной. Летом 1581 г., в период боев с ногайцами, они напали на отряд из 300 человек, большинство перебили. А это оказалось ногайское посольство, ехавшее вместе с государевым посланцем Пелепелицыным в Москву, заключать мир. Ермак к этому не был причастен, он в то время находился далеко. Расследование установило, что послов погромили атаманы «Иван Кольцо, да Богдан Барбоша, да Микита Пан, да Савва Болдыря с товарищи». Их было велено «промышляти» и, если попадутся, повесить [751].
На круг приехал и посланец Строгановых. От остяков и вогуличей промышленники получили известия, что Кучум готовит большой набег. Пользуясь разрешением, полученным от царя, Строгановы зазывали казаков к себе на службу. Часть из них во главе с атаманом Барбошей отказалась. А те, кто согласился, выбрали командование на «паритетных началах», от ермаковского отряда и от волжского. «Большим», атаманом стал Ермак Тимофеевич, его «сверстником» (со-руководителем) — Иван Кольцо [752].
К Строгановым казаки прибыли вовремя. Прошлогодние нападения пелымского князька был лишь разведкой. А летом 1582 г. Кучум послал на Пермь большое войско под началом своего сына Алея — бухарскую гвардию, отряды своих мурз, ногайцев, башкир. Казаки встретили их у Чусовского городка и в жестоком бою отбросили, «Чусовой сибирским повоевать не дали» [753]. Но Алей, натолкнувшись на серьезное сопротивление, повернул на север, на Соль-Камскую. Пожег и вырезал посад, а потом двинулся еще севернее, осадил Чердынь, главную русскую крепость в Пермском крае.
И вот этим воспользовался Ермак Тимофеевич. Тактика была истинно казачьей — пока главные силы сибирцев увлеклись грабежами на Каме, представилась возможность нанести удар прямо в сердце их ханства! Казаки, как они потом рассказали в Посольском приказе, стали «мыслить, как бы им доитти до Сибирской земли и до того царя Кучума» [753]. Впоследствии частная Строгановская летопись постаралась преувеличить роль промышленников в покорении Сибири, расписала, будто они дали для похода свою личную дружину татар, отряды из пленных немцев и литовцев. Но это вымысел, никаких немцев, литовцев и татар в Сибири не упоминает ни один источник. Но Строгановы инициативу поддержали. Даже отлили Ермаку «именную» пушечку с надписью «В граде Кергедане на реце Каме дарю я Максим Яковлев сын Строганов атаману Ермаку лета 7090». [751]. Всего же отряд насчитывал 540 человек [752], имел 3 малокалиберных пушки и 300 пищалей. 1 сентября 1582 года он выступил в путь.
А в Чердыни воеводой был Пелепелицын — тот самый, который попал под удар казаков вместе с ногайским посольством. Его крепость с трудом отбилась от Алея. Воевода узнал, что Строгановы наняли его прежних обидчиков, и написал в Москву жалобу, что промышленники не помогли ему, вместо этого отправили «воров» в Сибирь. В подобном изложении дело и впрямь выглядело некрасиво. Получалось, будто Строгановы послали нанятый отряд для грабежей. Иван Грозный рассердился, и на Каму пошла гневная грамота. Строгановым нагорело за то, что они призвали «воров», которые «преж того поссорили нас с Ногайской ордой, послов ногайских на Волге на перевозех побивали». Но о том, чтобы их вешать, уже не упоминалось. Казнить отличных воинов царь не собирался (да и ногайцы, которых «обидели» казаки, уже нарушили мир). Но Иван Васильевич под страхом «большой опалы» приказывал Строгановым вернуть казаков и использовать «для оберегания пермских мест» [754].
Однако его грамота опоздала. Когда она писалась, Кучум уже был разгромлен. Впоследствии предания воспели трехлетний поход на сибирскую столицу Кашлык — с зимовками, многими сражениями. Такой поход оказался бы не по силам никаким героям. Был стремительный рейд. Требовалось, с одной стороны, опередить Алея с его ратью. С другой, успеть до ледостава. С реки Чусовой флотилия лодок поднялась по ее притоку, Серебрянке. На перевале Уральских гор бросили несколько тяжелых стругов. Легкие перетащили волоком в реку Журавлик. А дальше сплавлялись уже по сибирским рекам: Баранчук, Тагил, Тура, Тобол.
Были стычки с противником, и Кучум узнал о казаках, принялся собирать войско, поручив командование брату Маметкулу. Ханская столица Кашлык представляла собой небольшое укрепление на холме. Поэтому оборону организовали у подножия горы, на Чувашевом мысу. Соорудили засеку, расположили воинов. Когда лодки Ермака вышли на Иртыш к Кашлыку, казаки увидели огромную рать, и многие оробели, «восхотеша тоя нощи бежати» [755]. Но атаман разъяснил, что отступить уже нельзя. Сибирские реки скоро должны были замерзнуть, и где-то следом должна была возвращаться рать Алея — попали бы между двух огней. Оставалось победить или погибнуть.
Истово молились, и 26 октября, в день покровителя воинов, святого Дмитрия Солунского, лодки ринулись на штурм. Противников было очень много, но лучшие дружины Кучума еще не вернулись с Руси. У Кашлыка собралось ополчение разных племен. Казаки высадились, у засеки их засыпали стрелами. Они стали отходить к лодкам — очевидно, выманивали нарочно. Маметкул клюнул, его разношерстная рать бросилась преследовать. Высыпала из-за укрытий и стала хорошей мишенью. Получила несколько залпов и побежала. А казаки погнали их, взяли Кашлык. Кучум сбежал.
Через некоторое время вернулось войско Алея. У озера Абалак с ней произошла «брань велия на мног час». Казаки понесли серьезные потери, но победили. А после этого держава Кучума посыпалась, как карточный домик. Ведь он и для местных племен был узурпатором. Теперь они выходили из повиновения хану, многие потянулись под защиту победителей, привозили русским ясак — меховую дань, признавая таким образом над собой новую власть. Других Ермак подчинял силой, организовывал дальние экспедиции.
Царь об этом еще ничего не знал. Уход отряда казаков в Сибирь пока воспринимался, как незначительный эпизод, мелькнувший в переписке. Как раз на праздник Дмитрия Солунского, когда Ермак штурмовал Кашлык, государь крестил в честь этого