же Даго поравнялся со всадником и одним ударом отделил его голову от туловища. Друг рядом с ним оказались люди Спицимира. Даго остановил их громким криком: «стой!». Зачем гнаться за кем-то, если на поле боя остался человек с отрубленной рукой. Он расскажет, кто были те люди, которые покушались на жизнь Пестователя.

На место сражения вернулись шагом. Только воин на окровавленном снегу был уже мертв. Это кто-то из людей Спицимира, видя, что враг не может защищаться, добил его ударом копья в горло.

— И кто они такие? Кто их наслал?

Даго говорил с трудом, с трудом захватывая воздух в легкие..

— Это кто-то из богачей, господин. У всех хорошие лошади и справное оружие.

— А вы откуда здесь взялись?

— Староста Спицимир говорил нам, что слишком много воинов сопровождало тебя на охоте. Слишком многие знали, что ты сам бываешь у седельщика.

Один из воинов Спицимира, с черными, вислыми усами, с упругими и быстрыми движениями, соскочил с коня и подошел к какому-то из убитых.

— Ты, господин, положил трупом четырех. Выходит, это правда, что ты родом из великанов, — сказал он. Затем склонился над обезглавленным трупом и отрезал у того кошель с пояса. Разорвал завязки и высыпал себе на ладонь золотые солиды и серебряные динары. — Погляди, господин. Это не бедняк, не обычный разбойник, что шастает на дорогах. Приглядись, господин, к их одежде, их кольчугам, мечам. А лошади? Хорошо ухоженные и красивые…

Пестователь лишь кивнул.

— А вы не распознали лиц кого-либо из тех, что лежат там, либо тех, кто сумел сбежать?

Воины отрицательно покачали головами. Тогда Даго обратился к воину, срезавшему кошель:

— Как тебя зовут?

— Ченстох, господин.

— Получишь от меня награду: станешь лестком и теперь станешь везде меня сопровождать.

— Давайте завезем убитых в Гнездо и выставим их тела на торге, — предложил Ченстох. — Глядишь, кто-то их и узнает.

Только Даго распорядился иначе:

— Снимите с них доспехи, заберите кошели, отловите разбежавшихся лошадей. Продайте все в Гнезде. Все что заработаете — ваше. Но никто не может узнать о том, что здесь со мною случилось. Даже мои лестки, стоящие сейчас лагерем в Медвежьем Овраге.

— Неужто не желаешь ты, господин, узнать имя предателя, что наслал убийц на тебя? — удивился Ченстох.

— Трупы убитых затащите в дом седельщика. Если он сам и его невольницы мертвы, выведите лошадей и скотину. А всю хижину с покойниками спалите. Очень многие меня ненавидят, многие желают мне смерти. Я сам выберу для себя имя изменника, сам подниму на него меч. — Задумался Даго, а через мгновение прибавил, заставляя воинов удивиться еще сильнее: — Это хорошо случилось, что на меня напали. Ведь я разленился, предался разврату, вместо того, чтобы крепче держать меч в руке. Ибо бывает такое, что неважно, кто конкретно желает твоей смерти, главное: кому я желаю смерти.

Сказав это, он галопом покакал в сторону Медвежьего Оврага, а воины занялись исполнением его приказов. И когда Даго еще тем же днем, возвращаясь в Гнездо с лестками, увидал на небе облако черного дыма, это означало, что в хижине седельщика все были убиты наемными убийцами, даже невольницы.

— А ведь горит там, где дом седельщика, — обратил внимание Даго один из лестков.

Тот лишь пожал плечами и даже не глянул в ту сторону.

На следующий день утром канцлер Херим попросил разрешения поговорить с Даго:

— Трех красивых невольниц держал для тебя седельщик, господин мой. Говорят, будто бы ты приказал убить седельщика и тех женщин, после чего приказал сжечь их хутор.

— Это бремя вины, Херим, я возьму на себя, — мирно ответил Даго.

— Ты не веришь мне, господин, — печально сказал Херим.

— Так учили меня из Книги Громов и Молний в главе об осуществлении власти: «И не будешь верить отцу своему, и матери своей, а прежде всего — детям собственным и всякому, который слишком уж к тебе приблизится». Почему же забыл ты, Херим, что зимовать я должен был у богачей Дунинов в Познании, их хлеб есть, их вино и пиво пить, охотиться и веселиться с ними? Вышли немедленно туда гонца, пускай готовят для меня и моей челяди достойные комнаты и теплые местечки для пятидесяти лестков, которых я с собой заберу. И тебе пускай достойные палаты приготовят, поскольку нравится мне, когда ты не только при мне, но и со мною. Еще возьму я с собой Спицимира и пять десятков его воинов в черных плащах. Ведь ты у меня Десница Справедливости, а он — Шуйца Справедливости. В Гнезде же останется Зифика и Ящолт, который станет управителем Гнезда. Им я дам сто пятьдесят лестков м две сотни щитников. Как ты считаешь, не мало ли это, чтобы Гнездо оставалось в безопасности?

— Гнездо будет в безопасности. Но только не ты, господин, в граде Дунинов. Легко будет им пронзить тебя мечом или отравить. В Познании нельзя будет тебе заснуть, не обнажив предварительно своего меча. Но ведь у тебя столько богатеев. Зимуй у Авданцев, зимуй у Палуки, но только не в доме наибольших твоих врагов, которые никогда ни тебе, ни мне не забудут, что мы погубили их родичей, Лебедей.

Совершенно неожиданно Даго сказал на это:

— Убили седельщика и его сыновей, загубили трех моих невольниц, а на меня напало десять оружных.

— Это ужасно, господин, — перепугался Херим. — Не думаешь же ты, будто бы я кому-то сказал…

— Не думаю, — отрезал Даго. — Только не узнал я никого их тех, кто покусился на мою жизнь. Но ты указал мне их.

— Я, господин?

— Сам же сказал: не зимуй в доме наибольших твоих врагов.

— Тем более: нельзя тебе зимовать в змеином логове.

— Ошибаешься, — презрительно пожал плечами Даго. — История повелителей учит, что большинство из них было убито в собственных дворцах, а не в домах врагов. Не буду я в безопасности ни у какого седельщика, в собственном дворище, нигде и никогда, пока живет комес Дунин, а я не повелеваю Познанией. Как, собственно, переводится слово «комес»? Это не то же самое, что и «князь»? Что значит больше: «князь» или «Пестователь»?

— Не знаю.

— Мы узнаем это, когда останется или комес, или Пестователь. Так что обращай внимание на то, что будешь есть, что будешь пить, какую девку станешь лапать, поскольку даже в ложе может быть спрятан стилет.

Когда на следующий день Даго Господин и Пестователь отправлялся в Познанию, все люди из Гнезда высыпали на улицы и на дорогу, чтобы поглядеть на его лицо. Ибо многие считали, что больше он уже не