месте над озером, где они впервые увидели своих коней. Бойд медленно ехал вдоль обочины, внимательно разглядывая землю под ногами, пока не увидел, где лошади — одни с подковами, другие без — сошли с дороги и двинулись к северу по волнистой, поросшей разнотравьем степи.

— И куда, ты думаешь, они едут? — спросил он.

— Откуда же я знаю, — сказал Билли. — Я даже не знаю, откуда они едут, не то что куда.

Шли по следам на север весь остаток дня. Уже в сумерках со взлобка заметили милях в пяти, в голубоватой остывающей прерии двоих всадников, пустивших на свободный выпас лошадей, которых стало уже около дюжины.

— Думаешь, они? — сказал Бойд.

— Да больше-то вроде как бы и некому, — сказал Билли.

Поехали дальше. Уже стемнело, но все ехали, а когда стало слишком темно, остановились, сели, послушали. Ни звука — только ветер в траве. Над западным краем неба низко повисла вечерняя звезда, круглая и красная, как усохшее солнце. Билли съехал наземь, принял у брата поводья, повел коня в поводу.

— Черт, темнотища, как у коровы в заднице.

— Еще бы. Все небо тучами затянуло.

— Вот так и наступают на змею.

— Да ладно. Я в сапогах.

— Ты-то да. А конь?

Вышли на взгорок, Бойд привстал на стременах.

— Ну что, видишь их?

— Нет.

— А что видишь?

— А ничего. Да там и смотреть не на что. Тьма — хоть глаз выколи, а дальше опять тьма.

— Может, они еще развести костер не успели?

— А может, собираются ехать всю ночь.

Поехали дальше по гребню.

— А вон они, — вдруг сказал Бойд.

— Вижу.

Спустившись с возвышенности, они оказались на болотистой луговине; стали искать укрытие от ветра. Зайдя в поросшую густой травой bajada,[381] Бойд спешился, Билли отдал ему поводья.

— Найти бы что-нибудь, куда его привязать. Чтоб никаких пут и никаких колышков! А то кончится тем, что их remuda[382] пополнится еще одним конем.

Он снял с коня седло, вьюки и переметные сумки.

— Собираешься разводить костер? — сказал Бойд.

— А из чего его тут разведешь?

Ведя за собой лошадь, Бойд удалился в ночь. Через некоторое время вернулся.

— Что-то я ничего не нашел, к чему его привязать.

— Дай его мне.

Билли вывязал из веревки аркан, надел его коню на голову, а другой конец примотал к седельному рожку.

— Буду спать с седлом под головой, — сказал он. — Если отойдет дальше чем на сорок футов, он меня разбудит.

— В жизни не видал, чтобы было темнее, — сказал Бойд.

— Понятное дело. Думаю, будет дождь.

Утром вышли на гривку и огляделись, но с северной стороны не было видно ни костра, ни дыма от него. Дождь пронесло стороной, день был ясным и безветренным. В холмистой степи не было никого и ничего.

— Ну и места тут, — сказал Билли.

— Думаешь — всё? Те пацаны — с концами?

— Найдем.

Сели опять верхом и парой километров севернее занялись поиском следов. Нашли намертво остывшее кострище; Билли сел перед ним на корточки, дул на угли, плевал в пепел, но так ни малейшего шипения и не добился.

— Да они вообще утром огня не разводили.

— Думаешь, видели нас?

— Нет.

— Поди пойми теперь… И когда ушли — непонятно…

— Эт-точно.

— А что, если они приготовили нам засаду?

— Засаду?

— Ну да.

— С чего ты это взял?

— Да так… Мало ли.

— Не станут они останавливаться, что-то там готовить… Просто выехали сегодня пораньше.

Сели верхом, поехали дальше. След лошадей, ломившихся сквозь высокую траву, был отчетливо виден.

— Надо поосторожнее на пупырях: чем так-то с ходу выскакивать, лучше бы все же с оглядкой, — сказал Бойд.

— Я как раз тоже подумал об этом.

— Но тогда можно со следа сбиться.

— Не собьемся.

— А если почва пойдет другая? Если твердая и каменистая? Об этом думал?

— Да. Думал и об этом.

Когда утро было уже в разгаре, вдруг видят: милях в двух восточнее на гребне показались двое всадников с гуртом лошадей. Часом позже вышли к дороге, ведущей на восток и на запад, на дороге остановились, опять вглядывались в землю. В пыли нашли следы большого табуна лошадей, стали осматривать горизонт в восточном направлении, куда ушла ремуда. Направились на восток по дороге и к полудню впереди себя стали замечать оседающий пыльный туманец, особенно в тех местах, где дорога шла по низинам. Еще часом позже вышли к развилке. Вернее, к месту, где лощина, берущая начало в горах и постепенно превратившаяся в овраг, пересекала дорогу и продолжалась дальше, пробороздив увалистую степь в южном направлении. Посреди дороги верхом на хорошем американском кавалерийском коне сидел маленький смуглый человечек неопределенного возраста, в стетсоновской шляпе и дорогих сапогах красной юфти с круто скошенными вперед высокими каблуками. Сбив шляпу на затылок, он спокойно курил сигарету и ждал, когда к нему приблизятся.

Замедлив аллюр коня, Билли начал оглядываться — нет ли поблизости других коней, других всадников. Подъехав почти вплотную, остановился и тоже сдвинул шляпу на затылок.

— Buenos días,[383] — сказал он.

Человечек коротко зыркнул на мальчишек черным глазом. Его руки расслабленно лежали на луке седла, в расслабленных пальцах дымилась сигарета. Чуть сместившись в седле, он обернулся, окинул взглядом дорогу за спиной; дорогу, над ухабами которой все еще витала поднятая прошедшим табуном тонкая пыль, похожая на цветень, какая бывает в начале лета.

— И каковы ваши планы? — сказал он.

— Не понял, сэр, — отозвался Билли.

— Ну, ваши планы. Поделитесь. Вашими планами.

Он поднял руку с сигаретой, медленно затянулся и медленно выпустил дым. Казалось, ничто не может заставить его поторопиться.

— А вы кто? — спросил Билли.

— Меня зовут Кихада. Работаю у мистера Симмонса. Я управляющий асьендой Науеричик.

Сказал и сидит молчит. Опять медленно затянулся сигаретой.

— Скажи ему, что мы разыскиваем своих лошадей, — сказал Бойд.

— Я сам буду решать, что говорить ему, — сказал Билли.

— Каких лошадей? — сказал человечек.

— Лошадей, которых украли с нашего ранчо в Нью-Мексико.

Человечек изучающе на них поглядел. Дернул подбородком в сторону Бойда:

— Это ваш брат?

— Да.

Он кивнул. Еще раз затянулся. Отбросил окурок на дорогу. На упавший окурок уставился его конь.

— Вы должны понять, что дело-то это серьезное, — сказал он.

— Для нас — да.

Он снова кивнул.

— Езжайте за мной, — сказал он.

Он развернул коня и двинулся по дороге. Оглядываться, проверять, послушались его или нет, он не пытался, но они послушались. Ехали как велено, не позволяя себе пристроиться рядом.

Часам к трем дня въехали в густое облако пыли. Лошадей, которые эту пыль подняли, где-то впереди было слышно, но видно не