Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— ¿Cómo le va?[352] — сказал Билли.
— Bien, gracias a Dios, — сказал старик. — ¿Yusted?[353]
— Bien.[354]
Поговорили о погоде. О видах на урожай, насчет которого старик был большой дока, а мальчик полный профан. Старик спросил мальчика, кто он — небось бакеро? — и тот сказал, дескать, да, на что старик кивнул. Похвалил коней, сказал — хорошие, мол, кони. Это с первого взгляда видно. И перевел взгляд вдоль реки повыше, туда, где над их стоянкой в безветрии поднимался тонкий синий столбик дыма.
— Mi hermano,[355] — сказал Билли.
Старик кивнул. Одет он был в замызганную белую manta,[356] как и положено в этой стране, где крестьяне в полях выглядят грязными сумасшедшими, сбежавшими из какого-то всеобщего бедлама, чтобы воплотить свою бессмысленную ярость в медлительном битье мотыгами тела земли. Волы поднимали капающую морду из реки по очереди: сперва один, потом другой. Старик вознес над ними свой стек, как будто в благословении.
— Le gustan,[357] — сказал он.
— Claro,[358] — сказал Билли.
Он продолжал смотреть, как они пьют. Спросил старика, с охотой ли работают волы. Подумав и взвесив его вопрос, старик сказал, что не знает. Сказал, что у волов ведь нет выбора. Окинул взглядом коней.
— А ваши лошади? — спросил он.
Мальчик сказал, что, по его мнению, лошади работают довольно охотно. А некоторым лошадям работа даже нравится. Им нравится работать с коровами. Сказал, что лошади этим отличаются от волов.
Вверх по реке пролетел зимородок, повернул, пощебетал, а потом опять куда-то над водой ринулся и улетел вдоль реки. Никто на него не взглянул. Старик сказал, что вол — это животное, близкое к Богу, это все знают, а молчаливость и задумчивость вола — это что-то вроде тени более великого молчания и глубокой мысли.
Билли поднял взгляд. Улыбнулся. И сказал, что мыслью вол постиг, по крайней мере, то, что надо работать, а то убьют и съедят, так что его задумчивость ему небесполезна.
Он тронул коня и вывел животных из реки. Карабкаясь на крутой галечный откос, они фыркали и выгибали шеи. Старик обернулся, стоит, держа свой стек на плече.
— ¿Está lejos de su casa?[359] — спросил он.
На это мальчик ответил, что у него нет дома.
Лицо старика стало встревоженным. Он сказал, что какой-то же должен у него быть дом, но мальчик сказал, что нет. Старик сказал, что в этом мире у каждого должно быть какое-то место и он будет за мальчика молиться. Потом он вывел своих волов сквозь вётлы и платановую рощу в намечающиеся сумерки и вскоре скрылся из глаз.
Когда Билли вернулся к костру, уже почти стемнело. Встречать его поднялся пес, и девушка тоже вышла вперед принять лоснящихся, мокрых коней. Обойдя вокруг костра, он перевернул седло, поставленное туда сушиться.
— Она хочет в Намикипу, навестить мать, — сказал Бойд.
Билли стоял, смотрел на брата.
— Насколько я понимаю, она может идти, куда ей вздумается, — сказал он.
— Она хочет, чтобы и я с ней туда поехал.
— Хочет, чтобы с ней поехал ты?
— Ну да.
— Зачем?
— Не знаю. Иначе боится.
Билли уставился в угли.
— И ты этого тоже хочешь? — наконец сказал он.
— Нет.
— Тогда о чем мы тут лясы точим?
— Я сказал ей, что она может взять коня.
Билли медленно присел на корточки, уперся локтями в колени. Покачал головой.
— Не-ет, — сказал он.
— Иначе ей никак не добраться.
— А представляешь, какая хрень начнется, если ее кто-нибудь увидит верхом на краденом коне? Ч-черт. Да на любом коне!
— Он не краденый.
— Это поди разбери еще. А как ты собираешься получить его назад?
— Она приведет его обратно.
— Его и шерифа. Да и зачем ей куда-то делать ноги, если она собирается вернуться.
— Не знаю.
— И я не знаю. Мы такой путь проделали, чтобы добраться до этого коня.
— Я знаю.
Билли сплюнул в костер:
— Оно конечно, быть женщиной в этой стране врагу не пожелаешь. А что она собирается делать после того, как вернется?
Бойд не ответил.
— А она знает, в каком положении мы сами?
— Ага.
— Почему бы ей не поговорить со мной?
— Она боится, что ты ее бросишь.
— И поэтому хочет забрать коня.
— Ну да. Наверное.
— А если я не разрешу ей взять его?
— Мне кажется, она тогда все равно уйдет.
— Ну, пусть берет.
Тут девушка вернулась. Они умолкли, несмотря на то что она все равно бы не могла понять, о чем они говорят. Она установила кастрюлю на угли и ушла на реку за водой. Билли поднял взгляд на Бойда:
— А ты не собираешься сделать ноги с ней вместе? Нет?
— Да никуда я не собираюсь.
— А коли припрет?
— Чем это меня так уж припрет-то?
— Ну, если ты решишь, что она все равно уходит и некому о ней позаботиться, а то вдруг еще кто-нибудь к ней пристанет. В таком духе. Не выйдет так, что ты сам с ней сдриснешь? Что молчишь?
Бойд наклонился и прямо пальцами подпихнул почерневшие концы двух палок подальше в угли, потом вытер пальцы о штанину. На брата он не глядел.
— Нет, — сказал он. — Все-таки нет, пожалуй.
Утром они выехали к перекрестку и там с девушкой распрощались.
— Сколько у нас есть денег? — спросил Бойд.
— Да нисколько почти.
— Почему бы тебе не отдать их ей?
— Вот так и знал. А на что мы-то питаться будем?
— Ну, дай ей половину.
— Ну ладно.
Она при этом сидела без седла на коне и смотрела сверху вниз на Бойда глазами, полными слез, потом слезла и заключила его в объятия. Билли смотрел, смотрел, потом стал смотреть в небо, все испещренное перистыми облаками. Наклонился и сухо сплюнул на дорогу.
— Поехали, — сказал он.
Бойд помог ей вновь вскарабкаться верхом, она обернулась и посмотрела на него, зажав ладонью губы, а потом развернула коня и направилась по узкой грунтовой дороге к востоку.
А они продолжили движение по пыльной дороге на юг, опять вдвоем на коне Билли. На взлобках впереди клубилась пыль, придорожные акации гнулись и посвистывали на ветру. Ближе к вечеру потемнело, и дождь заплескал по грязи и затарахтел по полям их шляп. Встретили на дороге