процессов. Она изучает природу, задачи и функции познания (в широком смысле этого слова). Когнитивисты изучают интеллект и поведение, уделяя особое внимание тому, каким образом нервная система представляет, обрабатывает и изменяет информацию. Психические явления (феномены), находящиеся в центре внимания когнитивистики, включают в себя язык, восприятие, память, внимание, рассуждение и эмоции[1356], [1357].

Хотя сам термин «когнитивная наука» появился только в 1970-е, многие исследователи придерживаются мнения, что эта дисциплина сформировалась значительно раньше. Например, Джордж Миллер считал днём рождения когнитивистики 11 сентября 1956 г. — второй день симпозиума Специальной группы по теории информации (Special Interest Group in Information Theory). В начале 2000-х Миллер вспоминал: «Я покинул симпозиум с убеждением, скорее интуитивным, чем рациональным, что экспериментальная психология, теоретическая лингвистика и компьютерное моделирование когнитивных процессов являются частями единого целого и что будущее покажет постепенную координацию и развитие их общих целей»[1358].

Одним из поворотных моментов в процессе возвращения интереса к нейронным сетям стала небольшая конференция, организованная Румельхартом и Норманом в 1979 г. По их приглашению в UCSD собрались нейробиологи, когнитивные психологи, исследователи искусственного интеллекта, математики и инженеры-электронщики[1359]. Двое из приглашённых соорганизаторов конференции — информатик Джеффри Хинтон и психолог Джеймс Андерсон — выпустили по итогам конференции книгу «Параллельные модели ассоциативной памяти» (Parallel Models of Associative Memory, 1981)[1360], заметно повлиявшую на отношение к нейронным сетям в научном сообществе.

В своей книге Хинтон и Андерсон показывают, как такой психологический феномен, как человеческая память, основанная на ассоциациях, может быть результатом работы нейросетевых моделей. В предисловии, написанном Румельхартом и Норманом, указываются три причины, по которым приведённые в книге модели человеческой памяти отличаются от описанных ранее.

Первая состоит в том, что новые модели построены на основе данных нейрофизиологии.

Вторая заключается в том, что предложенные Хинтоном и Андерсоном модели представляют собой альтернативу теориям, использующим для объяснения механизмов хранения и поиска в памяти «пространственные метафоры». Дело в том, что под влиянием развития вычислительной техники в XX в. многие нейрофизиологи, вольно или невольно, стали использовать компьютерные аналогии для объяснения принципов работы мозга человека. Например, человеческая память стала рассматриваться в виде множества ячеек, каждая из которых способна хранить те или иные данные. При этом подразумевалось, что ячейки, хранящие отдельные образы, можно локализовать в пространстве, то есть указать конкретный участок мозга, отвечающий за хранение соответствующих данных. А в новых моделях, предложенных Хинтоном и Андерсоном, различные образы могут соответствовать различным паттернам активности одних и тех же единиц (нейронов). То есть, согласно новым моделям, конкретные образы не локализованы в каких-либо отдельных участках мозга, а возникают в результате совместной активации распределённых ансамблей нервных клеток, причём отдельные клетки могут участвовать сразу в нескольких подобных ансамблях. Забегая вперёд, можно отметить, что современные научные данные в целом хорошо согласуются с идеями когнитивистов 1970-х гг. Например, в статье «Расшифровка подлежащей информационной структуры нейронных представлений понятий» (Decoding the information structure underlying the neural representation of concepts)[1361], увидевшей свет в журнале PNAS в феврале 2022 г., убедительно показано (с привлечением данных магнитно-резонансной томографии), что концептуальные знания хранятся в виде паттернов нейронной активности, которые кодируют сенсомоторную и эмоциональную информацию о каждом понятии.

И наконец, третья причина заключается в том, что предлагаемые модели работают без необходимости назначать центрального исполнителя или координатора обработки[1362], то есть в мозге отсутствует аналог центрального процессора компьютера и каждый нейрон выполняет обработку сигналов параллельно с другими нейронами. В некотором смысле работа Хинтона и Андерсона стала бунтом против подходов, составлявших главное направление в когнитивной психологии.

В 1982 г. была создана наследница группы LNR — группа PDP (Parallel distributed processing, Параллельная распределённая обработка). Помимо Румельхарта, в неё вошли доцент UCSD Джеймс Макклелланд, вышеупомянутый Хинтон, биолог Терренс Сейновски, когнитивист Пол Смоленский и психолингвист Джеффри Элман. В работе группы также принимал участие молодой аспирант Румельхарта и Нормана Майкл Джордан, будущий научный руководитель Эндрю Ына. Спустя четверть века, в 2016 г., журнал Science признает Джордана самым влиятельным в мире исследователем в области информатики, а, намекая в своём каламбуре на знаменитого баскетбольного тёзку и однофамильца Джордана, колумнист Science назовёт последнего «Майклом Джорданом от информатики»[1363].

Отправной точкой исследований группы стал тот факт, что в основе работы мозга лежат массовые параллельные вычисления, производимые сетями взаимосвязанных нейронов, что радикальным образом отличается от последовательных вычислений, лежащих в основе большинства методов, предложенных в рамках символьного подхода. Как позже отмечал Румельхарт: «Общей темой всех этих усилий был интерес к изучению мозга как модели параллельного вычислительного устройства, сильно отличающегося от традиционного последовательного компьютера»[1364].

Ранние исследования группы PDP заложили будущий фундамент дисциплины, известной сегодня под названием «глубокое обучение». Далее по тексту книги мы будем не раз возвращаться к различным исследованиям учёных, входивших в эту группу, результатами которых стало формирование современной науки в области искусственных нейронных сетей.

Забавно, что Румельхарт, по всей видимости, обладал в начале своей работы над перцептронами довольно поверхностными сведениями об исследованиях Розенблатта. В первой половине 1980-х гг. в учебной литературе, скорее всего во многом под влиянием работ Минского и Пейперта, утвердилось мнение о перцептроне как о тупиковой ветви развития, модели, представляющей разве что исторический интерес. Идеи Розенблатта тиражировались в крайне упрощённом виде, что создавало у учёных нового поколения впечатление о примитивности и ограниченности его модели. Строго говоря, практически все разновидности перцептрона, рассматривавшиеся Розенблаттом с 1958 г., являются по современной классификации многослойными. Однако в практических работах Розенблатт использовал в основном перцептрон, состоящий из трёх слоёв нейронов (и двух слоёв синаптических связей), причём веса первого слоя, как мы уже упоминали ранее, были равны 1 или −1 и устанавливались вручную. Выставление этих весов могло осуществляться по определённой, заданной исследователем закономерности или же случайным образом. Обычно (за исключением отдельных случаев) набор весов первого слоя определяет такое гиперпространство, в котором задача становится линейно разделимой, в результате чего гарантируется сходимость процесса обучения[1365]. Однако многие исследователи упустили из вида наличие такого настраиваемого слоя в перцептроне Розенблатта, поэтому считали, что Розенблатт изучал только однослойные перцептроны. К их числу относился, по всей видимости, и Румельхарт.

В 1986 г. Румельхарт публикует сборник статей (коллективную монографию), где возвращается к дискуссии о перцептронах. Рассуждая о необходимости обучения не только второго, но и первого слоя, Румельхарт приводит рисунок из книги Минского и Пейперта, снабдив его подписью: «Однослойный перцептрон, анализируемый Минским и Пейпертом»[1366]. Рассматривая перцептрон Розенблатта как однослойный, Румельхарт приходит к ошибочному выводу: «В