Ядро это, очевидно, дворянство, ничего другого у нас нет. Круг его деятельности, место его в общегосударственном и народном строе очерчивается ясно, конечно, не в подробностях и не в прямом приложении к практике, что требует предварительного и серьезного обсуждения вопросов между властью и самими земскими людьми. Мы считаем возможным обсуждать печат-но лишь то, чего должно желать, а не приемов, посредством которых можно осуществить желаемое помимо людей, прямо стоящих у дела: иначе мы провинились бы перед читателями теми же именно словопрениями, которыми больна наша нынешняя печать, или, правильнее сказать, наш нынешний общественный строй, отражаемый печатью. Сущность же самой задачи мы считаем не подлежащей сомнению.

По нашему понятию, русское дворянство не может быть признано, в виду близкого будущего, всей умственной силой России, способной пользоваться политическими правами; но оно несомненно должно стать законным средоточием и устоем всей этой силы. Другими словами: вне дворянства у нас существуют, в настоящую пору, люди, отчасти сгруппированные между собой, отчасти разбросанные, способные к политической жизни и обладающие влиянием в своей среде, без которых земский строй не будет верным отражением действительности, опять уклонится от всероссийской правды; но эти группы и эти несвязные личности далеко еще не довольно самостоятельны, чтобы представлять что-нибудь от своего лица и звания; им может быть предоставлено лишь право лично пользоваться земскими правами дворянства, вступать в круг его земской деятельности, при определенных условиях, пока они им удовлетворяют. Все эти группы и лица выражают собой не русский созревший исторический слой, образующий наследственную силу государства, а только свою особу или свое случайное, часто преходящее экономическое положение; потому и участие их в общественном (конечно, не сельском) самоуправлении может быть только личное, истекающее или из высокого ценса, или из доверия к ним местного дворянства, открывающего им доступ в свои ряды. Затем, у нас существуют еще особые местности, в которых преобладающее влияние принадлежит по закону и здравому смыслу не дворянству, а владельцам капиталов, домов и лавок, — города. Очевидно, что эти местности со своими деятелями должны иметь в земских делах голос по праву, независимо от чьего-либо усмотрения. Можно думать, что все значительные города было бы гораздо удобнее отделить от уезда в особую земскую единицу.

Единственная группа людей вне дворянства, обладающая у нас самостоятельным значением, а потому имеющая несомненное право голоса в общих делах, это — купечество. Изо всех общественных групп наше купечество — самая связная, наиболее способная отстаивать свои сборные выгоды, как она постоянно доказывала. Со всем тем, нельзя назвать русское купечество сословием в западном смысле: до сих пор оно не могло сложиться в крепкое сословие, так как наши купцы, невольно покоряясь историческому складу русского общества, или постепенно переходили в дворянство, или же разорялись и вновь утопали в народе. Если же из купцов не выработалось сословия до сих пор, то уже не выработается никогда; теперь в нем нет больше надобности. В кастовом западном дворянстве нужны были законы Людовика XIV, оказавшиеся вдобавок бессильными по противоречию нравам, о дозволении дворянину заниматься торговлей, не роняя своего достоинства. В нашем народном дворянстве это понимается само собой. Ничто не мешает богатому русскому купцу и его потомкам увековечить свою фирму, став дворянами. Напротив, таким образом только и сложится в России действительно сильное купечество. Английское и голландское купечество больших домов давно считается частью местной аристократии. То же было в Италии, где, например, знаменитый банкирский дом Торлония носил герцогский титул, не переставая держать банк. В Европе торговая аристократия существует без привилегии, в силу своего наследственного богатства; но у нас укоренились другие условия: русский привилегированный слой, составляющий учреждение чисто общественное, должен открываться всякой общественной силе, упрочивающей себя наследственно. Потому в России следовало бы облегчить по возможности переход в дворянство крупным купцам, остающимся купцами. По нашему мнению, было бы совершенно согласным с современными потребностями предоставить им право просить о возведении в дворянство детей, обеспеченных значительной недвижимой собственностью; почетных же граждан, владеющих капиталом определенной величины, сравнять с дворянами во всех правах. Таким образом, богатое купечество наследственное перейдет всецело в привилегированный слой общества, как и следует по духу этого учреждения; вне русского высшего класса останется только мелкое купечество, и теперь ничем не отличающееся от народа, да люди, лично нажившие себе состояние. Потому о нынешнем русском купечестве следует говорить как о лицах, а не как о сословии. Лица эти, как члены общественного самоуправления, властвуют и должны властвовать в торговых городах, по естественному закону; там их главная сила, оттуда они могут заявлять в земские собрания о своих сборных нуждах и целях. Купцы, рассеянные в уездах, немногочисленны, по образованию стоят в итоге гораздо ниже дворян и пользуются значением только при большом состоянии; такое состояние — например, ценная фабрика — должно, конечно, давать им личный доступ в земское дворянское самоуправление. Вообще же голый капитал, как сила чисто вещественная, должен и цениться в общественном смысле только с вещественной стороны, сообразно своей величине. В этом отношении, для распределения наших купцов на общественные разряды нужно прежде всего определить величину их капиталов подоходным налогом. Запись в гильдии, как всякому известно, ничего не выражает. Никто не сомневается в наилучшем русском духе нашего купечества, в его практичности, в его близком знакомстве с народом; но потомственных купцов у нас еще мало, и в будущем им гораздо выгоднее перейти в высшее сословие, оставаясь купцами, чем навязывать новое; уровень образования остальных очень невелик, а потому нет возможности признавать за ними общественное значение иначе, как по действительной силе — по богатству, то есть по ценсу, во много крат высшему дворянского.

Из остальных общественных званий только люди умственного труда, каковы ученые, писатели и т. п., рожденные вне дворянства, могут, смотря по степени своих заслуг, пользоваться правом и способностью участвовать в общественном самоуправлении. Число таких лиц будет у нас постепенно возрастать с развитием общества. Хотя русское дворянство, по самому своему учреждению, раздвигает ряды для сил, подрастающих снизу, но доступ в него должен все-таки подлежать серьезным условиям: иначе оно скоро перестанет быть дворянством даже в русском смысле. Вне его и под ним, в нашем растущем обществе, особенно со временем, окажется немало образованных и достойных людей, которых ни в каком случае не следует отталкивать в ряды недовольных, лишаясь вместе с тем их услуг. С другой стороны, статистика доказывает, что сословия, наследственно пользующиеся благосостоянием, размножаются туго и через некоторый срок, без подновления, даже сокращаются в числе[197]. В обоих направлениях разрастаясь и подновляясь, наше привилегированное культурное сословие будет последовательно пополняться притоками культурной подпочвы, вырастающей понемногу из народа и служащей высшему классу как бы питомником. Нельзя, стало быть, не обратить внимания на эту подпочву: незначительная покуда, она разрастется со временем. Надобно согласовать серьезность условий, полагаемых для вступления в потомственное дворянство, с потребностью открыть должный простор созревшим личностям из низших слоев, не достигнувшим еще этого звания, что зависит чаще от удачи, чем от личных качеств. По духу своего учреждения, русское дворянство должно быть открыто образованным родам, преемственно образованным поколениям, а не каждому образованному человеку лично: для такого не отворяются даже двери ценсовой европейской буржуазии, если он не удовлетворяет прочим условиям. Но для людей среднего состояния, заслуживших внимание, может существовать, по нашему мнению, другое право, жалуемое правительством лицу не наследственно, — право личного дворянства, не в нынешнем его значении, а с полным приравнением ко всем политическим и другим дворянским правам пожизненно. Эта милость может быть даруема по представлению соответствующих начальств или земских управлений, конечно, при определенных условиях. Она станет, например, достойным увенчанием хорошей службы при отставке и введет в земство многих опытных и способных деловых людей, большинство которых, несомненно, находится у нас в администрации; она же откроет доступ в политическое сословие людям, приобретшим известность вне службы. Ничто не мешает постановить законом, что два или три поколения такого личного дворянства дают звание дворянства потомственного. При развивающемся у нас уравнении гражданских (неполитических) прав личное дворянство по закону, ныне действующему, может быть вовсе отменено.