— Э-эх! Вот ужо задам ти, выблядок!

И действительно, ему часто попадало от деда. Мальчишка не понимал, почему мужчины, да и ребята постарше, так жестоко относятся к нему, называя его какими-то непонятными ему прозвищами и надсмехаясь над ним. Но со слов матери он хорошо запомнил свое христианское имя и старался не откликаться на обидные слова. Он прощал в душе всем им, кто с детских лет обижал его. Он научился прощать так, как их учил мних в монастрыской школе, что была устроена при ближайшей к сельцу обители у святого Никиты. Он уже знал, что умеют прощать ближних своих истинно только христиане. Мних-наставник учил их грамоте, и мальчик умел, в отличие от многих своих сверстников и даже старших товарищей, читать и начинал писать. В школу отдала его мать. Он был умен, и, читая книги в школе, многое стал понимать в жизни, хотя скоро ему должно было исполниться лишь десять лет.

Несмотря на оскорбления и непонятную ему старших, он рос веселым и шаловливым мальчишкой, не переставая чувствовать радость и прелесть жизни, постоянно открывая для себя что-то новое в ней. Хватало ему и ласки, которую, правда, дарили ему только бабушка и мать. Мальчик, оставаясь наедине с матерью, несколько раз подходил к ней с вопросом об отце. Но та первое время отнекивалась, и лишь однажды, сказала ему, что его отец уже давно умер. Когда же он подрастет, она многое расскажет ему о нем. Одно еще после этого спросил ребенок у матери: хороший ли был его отец. Мать, кивнув головой, и утирая слезы, навернувшиеся ей на глаза, отвечала, что отец его был совсем не такой, каковы все окружавшие их мужи, кмети и смерды. Понимая, что своими вопросами он расстраивает самого родного и любимого ему человека, мальчик более не спрашивал у матери ничего, хотя очень захотел узнать, где могила его батюшки. Понимая, что он еще мал и что жизнь его еще впереди, он отложил это дело до будущих времен и продолжал учиться и шалить.

Жили они бедно, он часто недоедал. Бывало так, что дядья или их жены попрекали его куском хлеба. Он донашивал старые, дырявые и великие ему дедовы порты и драную рубаху, но не отчаивался, ибо матушка обещала пошить ему этим летом новые порты и рубаху. В этих старых портах, что приходилось все время подтягивать и подвязывать, ему неудобно было бегать. А бегать он любил, как любит это делать большинство шаловливых мальчишек. Вот вчерась они, он и его двоюродный брат, убежали под гору к Плещееву озеру и начали гонять там соседских гусей. Вот было удовольствие видеть, как шипели гусаки, вытягивая свои длинные шеи и нападая на них. А они с братом, то убегали от гусаков, то гнали стаю, и стая, гогоча, теряя перья, разбегалась у берега и мелководья, звонко хлопая крыльями, поднималась в воздух и, кружа над озерной гладью воды, поднималась все выше вверх. Правда, зоркие старческие глаза деда заметили их с береговой кручи. Ребята слишком увлеклись, поднимая другие соседские стаи в воздух, когда дед неожиданно подкрался с длинным пастушеским кнутом и так звонко, с оттягом, хлестанул за спинами ребят, что они перепугались и дали ходу во все ноги вдоль по берегу озера. Дед не мог бегать быстро, но вдогон добавил им длинным кнутом так, что достал по задницам и босым пяткам. Только вечером в темноте вернулись они домой. Бабушка дала им крынку с квасом и хлеба и уложила почивать во дворе на сеновале, укрыв попоной.

Утром они проснулись и начали вновь шалить, роясь в сене, разбрасывая его и сталкивая друг друга с копны вниз на землю. Вот тут их уже застал кнут дядьки — братнина отца. Дядька стащил обоих мальчишек вниз и перепоясал несколько раз по спине так, что обожгло. Затем ухватил своего сына за шиворот и поволок в избу, сыновцу же дал пинка под зад и обругал матерно. Мальчик со всех ног бросился со двора, не умывшись и ничего не поев. Глотая слезы от обиды и боли, побежал вниз под гору к озеру. Там разнагишался, разбежался и прыгнул в воду. Вода была прохладной и отсудила его обиду. Он вылез на берег, дрожа от холода, понял, что уже не хочет топиться, а хочет есть, и решил сбегать к матери на княжеское Клещино Городище. Матушка служила там. Он повернулся на северо-запад, увидел, что ворота княжеского града открыты. Быстро оделся, подвязал порты, и побежал туда по дороге, что шла вдоль берега, а затем поднималась в гору к воротам.

Знакомые гриди, что стояли с копьями у ворот, пропустили мальчишку на княжий двор. Он быстро нашел мать. Та, увидав его, поцеловала и обняла, пожалела и покормила, чем Бог послал. Затем перекрестила и отправила домой. Когда он выбежал из поварни, то увидел, что двор полон народу. То все были княжеские гриди и отроки с оружием и многие доспешные. Они выводили коней из конюшни и заседлывали их. Мальчик понял, что князь собирается ехать куда-то, и решил еще раз поглядеть на него. Уж очень нравился ему этот высокий, сильный и красивый человек в дорогих одеждах. Он тайком видел его уже несколько раз. У князя было благородное и властное лицо, смелые голубые глаза и русые волосы с усами и бородой. Князь казался ему строгим, но добрым. Мальчишка подошел ближе к воротам, затаился за бревенчатым выступом и стал ждать.

В то субботнее утро князь Александр намеревался ехать в Переславль и отстоять обедню в Спасо-Преображенском соборе. Настроение у него было с утра хорошее, но немного тревожное. Известия и мысли о Новгороде Великом и о тамошних делах не давали покоя. Князь спустился с женой по ступеням с высокого крыльца, усадил ее в возок и отправил в сопровождении десяти уже севших в седло гридей вперед себя. Затем сам легко сел в седло на подведенного ему жеребца и тронул его со двора. Возок уже проехал ворота. Князь, пришпоривая и разгоняя коня, ехал следом. Вдруг уже у самых ворот конь остановился, поднялся на задние ноги и развернулся, делая круг. Что-то словно испугало его. Александр остановил жеребца, погладил его по холке, шее и храпу, пытаясь успокоить. Затем вновь тронул шпорами, но конь не пошел. Князь внимательно стал осматриваться вокруг, пытаясь понять, в чем же дело. Отроки и гриди также остановили коней. Все, казалось, было как всегда. Александр еще раз осмотрелся…

Тут взгляд его упал на паренька, стоявшего близ ворот, и, видать, прятавшегося от его взгляда. Что-то далекое, родное до боли, как безвозвратно ушедшее детство, ударило князя в самое сердце. Александр напряг свои зоркие глаза, пристально глядя на мальчишку, и остолбенел. Перед ним стоял его родной старший брат, такой, каким он навсегда запомнил его в детские годы, в годы самых своих первых впечатлений и воспоминаний. Князь тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение, перекрестился дрогнувшей рукой. Но мальчишка не пропадал, а стоял в жалких лохмотьях у ворот града и смотрел на Александра родными и испуганными глазами. Князь медленно тронул коня в его сторону. Жеребец благодарно кивнул головой и послушно ступил вперед по велению князя. Александр, осторожно приблизившись к испугавшемуся ребенку, спросил у него, чей он и откуда. Мальчик хоть и был напуган, но уверенно отвечал, что он из соседнего сельца, и что матушка его здесь на Городище у князя во дворе послугой. Затем последовал новый вопрос, как же зовут его.

— Феодоре, — прозвучало и, словно, колокольным звоном отозвалось в голове Александра. Перед духовным зрением князя явился незримый никем воин, сияющий вечным, неземным светом очей, улыбнулся, легко усмехнулся и кивнул ему златокудрой главой.