– Ясно, подумаю!

Зашуршала бумага «входной двери», отцы-командиры покинули «штаб».

Леха перевел дух. Вроде бы и отряд-то – всего ничего, а вон какие Тайны испанского двора. Тут же вспомнил, как командир, вроде бы от нечего делать, задавал походя вопросики. А это он, оказывается, сеточку плел, и через сеточку проскочить удалось успешно. Надо бы Семенову рассказать. Все-таки правильно посоветовал тогда дояр – прикинуться шлангом, выглядеть не шибко умным мещанином, который – вот ведь диво! – только красиво писать умеет и считает ловко.

Менеджер такого фрукта и изображал, отделываясь весьма короткими ответами на задаваемые ему вопросы. В общем, от него быстро отступились, разве что комиссар стал называть своего писаря Акакием Акакиевичем[157], но строго с глазу на глаз и в знак дружеского расположения. Потомок понятия не имел, кто был этот самый Акакий, но решил не обижаться, не стоило оно того. Летописец, наверное, древний.

А на обед опять была пшенка. Да еще и несоленая. Соль кончилась в отряде, а купить было теперь никак. Молодые бойцы уже роптали довольно громко, но ели. Лехе тоже теперь все время жрать хотелось: наверное, жизнь на свежем воздухе в экологически чистой обстановке сказывалась.

После получасового послеобеденного перекура новоприбывший техник-лейтенант Абдуллин взялся за надоевшую всем строевую, а напустивший на себя деловитый вид Леха уединился в свою бумажную келью. Где и задремал благополучно. Это делать он умел, тут главное, чтобы на морде складок не осталось, а то будет потом неловко. Ну храпеть тоже нельзя. Впрочем, упорные тренировки отточили мастерство менеджера.

Разбудил его веселый шум – народ радостно орал многоголосо, явно что-то случилось хорошее и требующее присутствия. Подхватив свой карабинчик и бегло приведя себя в порядок, Леха с самым серьезным выражением лица выскочил на центральную площадку. Там было столпотворение – сбежались все бывшие в лагере и образовали приличных размеров толпу, потомок даже удивился, что так людей много оказалось в отряде. В центре толпы наслаждались вниманием и восхищением те, кто пошли за картошкой вместе с Березкиным. И что-то на них было навешано многовато винтовок, как показалось сразу менеджеру.

Тут же комиссар стихийно организовал митинг, посвященный первой победе «нашего славного партизанского отряда над немецко-фашистскими захватчиками», заставил выступить покрасневшего лейтенанта, и тот сразу же заговорил не нормальным человеческим языком, а какими-то звонкими, но странными, словно отштампованными, заученными фразами, которые простучали по голове потомка горохом. Что именно произошло – Леха не понял, зато успел пересчитать составленные перед выступавшими винтовки – немецкие карабины, числом девять.

Далее комиссар пообещал сегодня же праздничный ужин, тем более что картошку тоже привезли, и стали выступать совсем уже неинтересные люди – типа поварих, призывавшие бойцов смело громить проклятых ворогов и так далее. Стоявший рядом Середа тоже стал мяться и задумчиво озираться.

– Слушай, а не пойти ли нам помочь товарищам разгрузиться? Или ты хочешь слушать вдохновенные речи работников тыла и кухни? Ну что, попы сдували пыль с икон? – тихонько шепнул на ухо товарищу артиллерист.

– Чего? – не понял Леха сказанного.

– Слушаем дальше то, что будут рассказывать неучаствовавшие, или попы сдували? – опять шепнул, ехидно глядя, Середа.

Слушать все это Леха не захотел, а подался туда, где без излишней суеты возились у разгружаемых телег более деловитые люди. А по дороге до него дошел и вопрос с попами. Чертов Середа! Вот ведь артистическая натура, вечно накрутит!

Ясное дело – у телег нашли бурята и ефрейтора. Бурят задорно ухмыльнулся приятелям, хитро сощурив и так узенькие глазенки, а ефрейтор кивнул с невозмутимым видом. Он был занят тем, что раскладывал по кучкам какие-то явно немецкие шмотки; как сразу заметил Леха – местами дырявые и запачканные кровью.

– С почином! – приветствовал их артиллерист.

– Спасибо на добром слове! – отозвался ефрейтор, а бурят смущенно улыбнулся и тут же окутался клубами махорочного дыма.

– Потерь не понесли? – спросил Середа.

– Мы – нет, – так же лаконично отозвался Бендеберя.

– А они? – усмехнулся Середа.

– А они – да! Две овцы, десяток битых гусей, капуста, сало, окорок, яблоки, лук-чеснок, всякое такое – и все на двух телегах, факт, – плотоядно облизнулся ефрейтор.

– Какие овцы? Ты хотел сказать – немцы? – растерялся Леха.

– Ну так немцев тоже пощипали, но две телеги с харчами нам сейчас куда как полезней. Осточертела уже пшенка эта, – недоумевающе сказал Бендеберя.

Видно было невооруженным глазом, что матерый вояка почти счастлив. Хоть и кремень человек, а покушать явно любит. Что же касается винтовок – так война же, винтовки забрать на войне – удача, но как бы обычное дело, не какое-то удивительное, и лично ему – ефрейтору – трофейные винтовки не шибко надобны, у него свой ствол холеный есть. А вот когда говорил о затрофеенных гусях и капусте – мало что не облизался. Лехе тоже остро захотелось свежих мясных щей, даже вроде и запах почуял.

– Из засады напали? – спросил он.

– Та ни. Мы картошку рыли, никого не трогали. А тут по дороге с того края поля – эти ухари на телегах. Нас увидели – стали стрелять, хорошо не попали ни в кого, но близенько свистнуло. Мы в канаву. Они в цепь – и на нас. Один у телег остался, остальные шустро так к нам. И постреливают на ходу.

– А вы по ним – залпом и всех положили? – понял Леха.

– Сдурел? Там, считай, нас стрелков всего трое было – мы с товарищем Жанаевым да Сурков. Но он только стрелять умеет, а вот вовремя башку пригнуть еще пока не приучен, факт, – возразил ефрейтор, как раз связывающий короткой бечевкой пару немецких башмаков за петельки.

– Как так? А лейтенант? А молокосо… ну эти ребята молодые?

– У лейтенанта автомат на двести метров бьет нормально, дальше хрен попадешь. А парубки эти… в общем, они хорошие, но их учить еще и учить. Да и патронов у них по четыре обоймы было, в перестрелке это, извини, шиш да ни шиша. Так что в лучшем случае, если бы мы их и перестреляли героически, то девять обученных солдаперов нам бы трех-четырех человек подстрелили, факт. Еще бы и удрал кто из них. И это – самое малое. Так что лейтенант грамотно сообразил…

– Ну не тяни жилы, рассказывай!

– Да чего рассказывать-то? Просто все, факт, – отмахнулся ефрейтор, которого в этот момент больше интересовали немецкие портки.

Хорошие портки, суконные, практически новые. И особенно интересовали потому, что собственные ефрейтора шаровары хэбэ за время войны поистрепались и теперь были заплата на заплате, а впереди – зима.