Научным исследованием отношений между мозгом, с одной стороны, и рассуждением и мышлением — с другой, традиционно занимались невропатологи (работая с пациентами с патологией мозга), и лишь недавно к этой теме обратились когнитивные нейропсихологи (они сосредоточили свое внимание на изучении здоровых испытуемых с помощью методов сканирования мозга). В литературе широко представлены оба типа исследований, здесь мы приведем лишь один пример.

В рамках первого из двух названных направлений исследований невропатологи изобрели ряд диагностических тестов, которые можно использовать как часть процедуры неврологической оценки. При выполнении одного из этих тестов, называемого «Висконсинская задача на сортировку» (Wisconsin Card Sorting Task), пациентов просят рассортировать карточки, одну за другой, помещая их под одной из четырех карточек-мишеней (рис. 14.6). Эта задача сходна с задачей на формирование понятий, описанной ранее в этой главе. Человек не информирован о правилах сортировки и не знает, должна ли она производиться на основе цвета, формы или числа. Он должен обнаружить правила на основе обратной связи, исходящей от человека, проводящего тест, который говорит «правильно», если карточка сортирована по заданному правилу, или «неправильно», если карточка сортирована вразрез с теми же правилами. После того как человек научится сортировать карточки в соответствии с одним правилом, условия меняются. Теперь сортировка управляется другим набором правил, но испытуемому об этом не сообщается.

Рис. 14.6. Пациенты с повреждением латеральной префронтальной коры испытывают трудности при решении задачи на формирование понятий, такой как «Висконсинская задача на сортировку». В этой задаче пациент берет верхнюю карточку в колоде и кладет рядом с одной из четырех карточек-мишеней. Экспериментатор говорит «правильно», если карточка распределена верно, и «неправильно» -если неверно. В результате проб и ошибок большинство нормальных испытуемых узнают правило сортировки. Самый сложный этап эксперимента начинается после того, как испытуемый понял правило сортировки, а затем это правило изменилось

Этот тест разработан, чтобы определить, может ли человек, во-первых, найти первоначальное правило формирования понятия и, во-вторых, быть достаточно гибким, чтобы оставить ранее подкреплявшееся правило и найти новое. Здоровые испытуемые довольно хорошо выполняют это задание; студенты колледжа, например, не только изучают первое правило, но их мышление достаточно гибко, чтобы «изменить направление» и изучить второе правило сортировки. Однако пациенты с повреждениями в лобной области плохо выполняют это задание. Пациенты с двусторонними повреждениями лобной области также имеют большие проблемы при выполнении этого задания, особенно задачи с изменением правила. Пациенты с поражениями лобных долей имеют тенденцию к персеверации или продолжают сортировать карточки в соответствии со старым правилом. Персеверация — это общий признак синдрома поражения лобных долей. Это всего лишь один пример такого типа исследований рассуждения, используемых для диагностики пациентов с подозрениями на поражение мозга.

Не вызывает сомнений, что мозг — это инструмент мышления и рассуждения. Однако по поводу того, какие части мозга ответственны за мыслительный процесс и как работает нейропсихология мышления, возникают серьезные вопросы. Узнать, как работает мозг, когда мы рассуждаем и думаем, — фундаментальная задача современной психологии, которая связана со старинной философской проблемой, выражающейся в положении о том, что рассуждение имеет исключительно вербальный характер. Если при решении задачи на расположение вилки и ложки, упомянутой ранее в этой главе, вы полагались на язык, то мы можем (логически рассуждая) ожидать, что в первую очередь будет задействовано левое полушарие и что активность правого полушария будет минимальна. Наоборот, если вы решали проблему, строя модели в рамках структурной репрезентации — фактически используя невербальные методы, — в которых вы воображали расположение предметов, то левое полушарие было задействовано лишь минимально и активным было прежде всего правое полушарие.

Нейропсихологические данные подтверждают это общее заключение, в свою очередь, соответствующее теории, согласно которой невербальное рассуждение вполне возможно. В ходе одного исследования (Caramazza et al., 1976) было отмечено, что пациенты с поражением правого полушария испытывали затруднения при выводе умозаключений в простых дедуктивных задачах, таких как:

Кроме того, они хуже нормальных испытуемых из контрольной группы решали более сложные задачи, например:

В нескольких научных статьях, посвященных изучению условного рассуждения (см. Whitaker et al., 1991), рассматривалась способность пациентов с повреждением мозга к решению задач. В одном подобном исследовании изучались две группы пациентов, перенесших операцию на мозге (одностороннюю передневисочную лобэктомию для облегчения течения эпилепсии). Члены одной группы перенесли операцию на правом полушарии, а другой — на левом. При рассуждении, в ходе которого использовались ложные условные посылки, пациенты с повреждениями правого полушария показывали худшие результаты по сравнению с пациентами с повреждением левого полушария. Рассмотрим следующую условную посылку:

В группе, члены которой страдали поражением правого полушария, испытуемые были склонны делать вывод:

который, будучи верным с точки зрения того, что мы вообще знаем о дожде и мокрых улицах, являлся безосновательным, учитывая посылку.

Таким образом, пациенты, утратившие определенные функции правого полушария, по-видимому, были не способны вывести правильный ответ в логической задаче, которая основана на ложной посылке. Хотя поиски «локализации» рассудка будут продолжаться и впредь и вполне возможно, что мы еще многое узнаем о различных областях коры, эти исследования могут дать ответ на более важный вопрос: «Как осуществляется мыслительный процесс?»

Признаем мы это или нет, но большинство решений связано с оценкой вероятности успеха. Мы планируем пикник, если уверены, что будет светить солнце; мы готовим курс когнитивной психологии, ожидая определенного вознаграждения; мы решаем остановиться на четырнадцати очках, если дилер в игре «блэкджек» показывает, что его верхняя карта — «шестерка»; мы берем с собой зонтик, когда видим на небе тучи, и покупаем — или не покупаем — страховой полис, прежде чем войти в самолет. Иногда вероятность некоторого события можно вычислить при помощи математики, а иногда событие можно определить только на основе предшествующего опыта. В таких случаях мы полагаем, что поступаем рационально, поскольку наши решения основаны на математически вычисленной вероятности, но насколько точны наши оценки? Иными словами, как нам удается наделать столько глупостей при наличии полной уверенности в рациональности своих действий? Возможно, в следующем разделе нам удастся пролить немного света на этот вопрос. В ряде исследований Тверски и Канеман[94] (Tversky & Kahneman, 1973, 1981; Kahneman & Tversky, 1983, 1984; Kahneman & Miller, 1986) пытались выяснить, почему люди, основывая свои решения на прошлом опыте, иногда приходят к неверному выводу. В одном из экспериментов (1974) они задавали такие вопросы;