Легенды и слухи

Кто же поджег Москву?

Не успели войска Наполеона вступить в Москву, как в ней начался пожар. Вскоре пылал весь огромный город. Кто поджег Москву? Французы указывали на московского генерал-губернатора Ф. В. Ростопчина, который, действительно, имел план поджога столицы после ухода русской армии и заранее вывез из города все средства пожаротушения. Вместе с тем, французы грабили опустевшие дома и, чтобы замести следы, поджигали их. Известно, что оккупационные власти расстреливали не только русских, но и французских поджигателей. Как бы то ни было, великий город вместе с его бесценными богатствами погиб в огне. Но самое трагическое состояло в том, что, вывозя из города на сотнях подвод пожарные трубы и другие снаряды пожаротушения, власти бросили в городе на милость победителя 22,5 тыс. раненых солдат и офицеров, доставленных сюда с Бородинского поля. Очевидцы пишут, что самым страшным был крик оставляемых в городе раненых, многие из которых сгорели в огне московского пожара.

Заглянем в источник

Максим Соков, приказчик купца И. Р. Баташова, оставшийся в московском доме хозяина, так описывает в письме барину происходившее в Москве в сентябре 1812 года:

«…Итак, в сей же день, 5-го сентября, начался всеобщий грабеж. С рассветом дня я первый, будучи у больших ворот (дома), взят четверыми солдатами, кои сняли сапоги, камзол и штаны, и с ними остальных лишился ассигнаций (накануне его ограбили французские солдаты, отобрав большую часть господских денег. – Е. А.). Потом на всю нашу бедную артель солдаты, как саранча, напали и каждого обнажали и грабили. В покоях тоже, что от пламени уцелело, грабили и били. Кладовые все и сундуки разбили и все пограбили, что ни было, укладывали иные в фуры и увозили. В магазине не только двери разбиты, но и стены в двух местах проломаны и тут было некоторых знакомых обывателей, на случай пожарной, наставлено много сундуков, комод и шкафов – все они разбиты и разграблены, бочки с косами, серпами, проволокою и жестью все разбиты и товары разбросаны, кои стараясь спасти, много раз мы собирали и запирали для того, чтобы обыватели не тащили, но французы новые, видя запертый амбар, всегда замки сбивали в чаянии найти добычу, но, не найдя, бросали распертой амбар, из коего жители тащили вязанками что ни попало. Караулить было неможно, ибо французы брали кто ни попал и накладывали свои добычи для отнесения в лагерь, а потому и оставался уцелелый от пожара амбар наш на расхищение… В сей день 5-го сентября непрестанно всех нас грабили и раздевали каждого по 10-ти и более раз. Я и многие (другие) к ночи остались без рубашек и босые, я провел ночь в одной худой шубенке, в прочем наг и бос. 6-го сентября день тоже начался грабежом одинаким (т. е. снова. – Е. А.), отнимали даже из рук куски хлеба, ибо одежды ни на ком, кроме лохмотьев и рогож, на нас не было. В сей день разбили погреб, заложенный белым камнем, в коем уложены были господские бронзы и лучшие фарфоры, и людское лучшее платьище и деньжонки, все это разграбили и частью увезли или унесли. Амбар наш мы опять заперли, и опять французы замки сбили и проломы разваляли и дали способ опять тащить народу. 7-го, 8-го, 9-го и 10-го поступали с нами одинаково и раздевать лохмотья наши не переставали, и день и ночь отдыху не было, одни только уходят, другие являются…».

Впрочем, не будем все валить только на французов и их союзников. А. И. Кошелев так вспоминал о возвращении его семьи в подмосковное имение:

«В декабре мы возвратились в нашу подмосковную, где в доме, подвалах, сараях и пр. нашли все разграбленным. Несколько дней мы пили чай из посуды, бывшей в нашем дорожном погребце, и из деревянных чашек, которые брали у дворовых. Отца моего особенно огорчало то, что разграбление, как из рассказов оказалось, было произведено менее французами, чем нашими же крестьянами и некоторыми дворовыми людьми. Это было для него тем больнее, что он считал себя одним из лучших помещиков своего времени и постоянно обходился со своими крепостными людьми либерально, как и подобало человеку, воспитанному в Англии и слывшему в Москве “либеральным лордом”».

Действующие лица

Кавалерист-девица Надежда Дурова

Существуют две версии истории знаменитой «кавалерист-девицы» Надежды Дуровой. Одна восходит к ее запискам, кои есть литературное произведение, а вторая отражает действительную историю. Первую версию знают все – она легла в основу пьесы А. Гладкова «Давным-давно» и фильма «Гусарская баллада», в котором главную роль сыграла Лариса Голубкина.

Согласно первой версии, 17-летняя дворянская девица, выросшая в отцовском полку, без ума полюбила военное дело и решилась оставить родной дом в Сарапуле и идти воевать за Отечество. Взяв чужое имя, она бежала в армию, где под видом дворянского сына – юного корнета – воевала с Наполеоном и совершала подвиги.