Разговор о главном продолжался на третий день. В дополнение к прежним речам о враждебности Сталина к Германии, о неприемлемости его требований и о готовности вермахта сокрушить Россию за считанные месяцы, Риббентроп прямо пообещал помощь Японии на случай ее конфликта с СССР, добавив, что японцы могут смело продвигаться на юг – к Сингапуру – не опасаясь удара с севера. «В любом случае Мацуока не может доложить императору по возвращении в Японию, что конфликт между Германией и Россией невозможен» [В мемуарах Шмидта эти слова приписаны Гитлеру. Странно – он пользовался своими же записями, опубликованными в «Документах внешней политики Германии», которые я использовал выше.]. В это месте Шмидт, опасаясь возможных недоразумений, даже переспросил гостя, вполне ли тот понял сказанное (он переводил слова Риббентропа с немецкого на английский). Мацуока все-таки поинтересовался, нельзя ли будет через некоторое время вернуться к идее присоединения Москвы к «союзу трех» (видимо, очень она ему нравилась!), но собеседник решительно отмел подобную возможность. С куда большим интересом он заговорил о том, что делать с Антикоминтерновским пактом, срок действия которого истекал через полгода, но снова сослался на непредсказуемость ситуации и предложил подождать до осени. Тогда, дескать, все и прояснится. А пока… Пока лучше заключить с Россией какое-нибудь сугубо формальное, ни к чему реально не обязывающее соглашение, если это уж так необходимо.

В Берлине на «континентальном блоке» поставили крест, и Мацуока это четко понял. Однако о плане «Барбаросса», т.е. о принятом решении воевать с Россией, он не был оповещен ни официально, ни неофициально, причем сделано это было по прямому указанию Гитлера.[613] Намеки намеками, догадки догадками, но надо же и с фактами считаться!

Последняя встреча 5 апреля превратилась в сплошной обмен любезностями. На прощание Риббентроп подарил Мацуока проекционный киноаппарат, приведший того в восторг. О России больше не говорили.

Дипломатический блицкриг

7 апреля Мацуока снова был в Москве и в тот же день встретился с Молотовым. Он сказал, что о частных проблемах говорить не будет – это дело Татэкава – а сразу перейдет к главному. «Он смотрит на улучшение отношений с СССР не с точки зрения временных интересов и временной политики, а с точки зрения улучшения отношений на 50-100 лет [Тут он превзошел даже Гитлера, обычно предлагавшего пакты на 25 лет.]… Возникают следующие вопросы: во-первых, как сохранить такие отношения между обеими странами; во-вторых, какие отношения между нашими странами могут способствовать такой политике в Азии; и, в-третьих, какие отношения с СССР могут быть полезными для Японии с учетом интересов другого партнера…

Судьбу Азии решают две силы – Япония и СССР. Что лучше для Азии, – спрашивает Мацуока, – чтобы эти две силы, являющиеся решающими элементами в Азии, ссорились или дружили между собой? …Если исходить из интересов Японии и интересов СССР, то, несомненно, что ссора между Японией и СССР будет большим несчастьем и не принесет никакой пользы ни одной из сторон. Дружба, подчеркнул Мацуока, дает взаимные выгоды».

Спорить с этим никто не собирался. Молотов терпеливо ждал, когда же разговор пойдет о деле, но ему еще раз пришлось слушать про давние заслуги и усилия собеседника. Наконец, тот предложил решить все проблемы разом: заключить новый всеобъемлющий договор, добавив, однако, что о денонсации Портсмутского мира и Пекинской конвенции «нельзя ставить вопроса», сохранить концессии, продать Северный Сахалин (так и хочется сказать: опять за Сахалин деньги!) и завершить работу пограничных комиссий.

Все это Молотов уже слышал. Его интересовало другое – новости из Берлина. Услышанное тоже не слишком обнадеживало: «Мацуока заявляет, что у него нет намерения, чтобы Япония вместе с Германией напали на СССР. В Германии он по этому поводу ни с кем и никогда не говорил. Само собой разумеется, что Япония будет лояльна к своей союзнице – Германии, но из этого вовсе не вытекает, что Япония будет ссориться с СССР. Мацуока добавляет, что его точка зрения заключается в том, чтобы в отношении улучшения отношений между СССР и Японией работать таким образом, чтобы не было ссоры между Германией и СССР. Если… к несчастью, будет такой случай, когда Советский Союз и США, имея Японию в качестве общего врага, будут сотрудничать, то Япония до того, как это сотрудничество осуществится, имеет решимость и готовность напасть на Советский Союз … Вопрос здесь заключается в жизни и смерти Японии, и, разумеется, Япония не будет ожидать того момента, когда будет укреплен союз между врагами Японии».

Наконец, смог заговорить и Молотов. Он тоже не спеша и обстоятельно повторил собеседнику все то, что ранее излагал Того и Татэкава. Советский Союз серьезно относится ко всем пактам, которые заключает; не его вина, что пакт о ненападении был отвергнут; «в СССР смотрят на Портсмутский договор примерно с таким же чувством, как в Германии относятся к Версальскому договору»; концессии придется ликвидировать; Северный Сахалин не продадим, а лучше купим Южный и «некоторые группы северных Курильских островов». «У нас нет намерения, – ответил нарком на опасения гостя, – заключать соглашение с США для нападения на Японию, хотя это отнюдь не продиктовано трусостью, так как в советском правительстве найдется немало смелых и решительных людей».

В общем, трехчасовая беседа была безрезультатной: договорились лишь о продолжении переговоров и переносе отъезда Мацуока на 13 апреля. Но все-таки это не повод оставлять подобные записи за пределами «Документов внешней политики», куда в изобилии включены вовсе незначительные сообщения, вроде записи состоявшегося в тот же вечер разговора Лозовского с Мацуока и Татэкава в… Большом театре. Там Мацуока между прочим заметил, что «имел очень интересный разговор с В.М. Молотовым в течение 3 часов».[614] Хочется спросить, где же его запись? Подстрочное примечание в «Документах внешней политики» отсылает нас к помещенному выше… трехстрочному сообщению ТАСС о беседе. Как это прикажете понимать?

Следующий разговор, запись которого тоже отсутствует в «Документах внешней политики» (зато опять есть сообщение ТАСС, столь же информативное, как и предыдущее), был не в пример интереснее.

Мацуока начал с того, что «решил взять обратно свое предложение – заключить пакт о ненападении и согласиться на предложение Молотова – заключить Пакт о нейтралитете. За время пребывания в Москве он смог бы вместе с Татэкава подписать только Пакт о нейтралитете без всяких дополнительных условий». Молотов, как и следовало ожидать, одно, но непременное условие выставил – ликвидация концессий, но оставил за японской стороной право выбирать форму документа (открытый или конфиденциальный протокол). «То, что Япония и СССР заключат политическое соглашение, будет хорошо, – суммировал нарком, – но будет плохо, если на следующий день начнутся инциденты вокруг концессий, что будет портить политические отношения. Зачем оставлять эту занозу?».