Где-то далеко открылась и захлопнулась дверь. Мимо нас к выходу прошли два человека. Когда они вышли на крыльцо, я услышала гомон толпы: просители добрались до крепостного двора. Потом наружная дверь закрылась, отрезав шум.

Двалия заговорила:

– Я должна предстать перед Симфэ. И Феллоуди. Немедленно.

Женщина злорадно улыбнулась:

– Сегодня Четверо не принимают посетителей по одному. Они собрались в Палате Правосудия, чтобы выслушивать жалобы, определять вину и выносить наказания. Ты должна знать, что такие дела назначаются за много месяцев. Однако, – тут она улыбнулась, будто кошка оскалилась, – если хочешь, я могу спросить, не примут ли и тебя в Палате Правосудия?

При этих словах Виндлайер испуганно прижал ладони к щекам, потом зажал себе рот.

– Нет. Я хочу говорить наедине с Симфэ. Или с Симфэ и Феллоуди. Сейчас же, Денейс.

Двалия злобно глянула на Виндлайера, он уронил руки, потупился и втянул голову в плечи, словно ожидая подзатыльника.

Женщина в желтом поджала губы, и на ее лице не осталось почти никаких заметных черт: глаза были серыми, а бровей, как я поняла, присмотревшись, не было вовсе.

– Сегодня это невозможно. Может быть, послезавтра я смогу…

– Если благодаря тебе вести, которые я принесла, задержатся на два дня, думаю, Четверо снимут с тебя кожу. Медленно. Или позволят сделать это мне.

Я думала, Денейс и так бледная, но теперь она сделалась белой, как лучшая бумага моего отца.

– Я передам твою просьбу их секретарям, но…

– Смотри у меня, – перебила Двалия. – Мы подождем приглашения в Палате Радости. Проследи, чтобы нам поскорее принесли питье и закуски. Мы проделали долгий путь.

– Ты не вправе приказывать мне, – скала Денейс, но Двалия только фыркнула.

– За мной, – сказала она и повела нас прочь из круглого зала при входе по одному из веером расходящихся от него коридоров.

Мы шли по белокаменным полам без единого пятнышка, под осуждающими взглядами людей на портретах. Я услышала, как двери позади распахнулись, и, обернувшись, увидела, что Денейс приветствует процессию нарядных людей.

Двалия явно хорошо знала дорогу. Она подошла к дверям, украшенным многочисленными бронзовыми солнцами, толкнула, и мы вошли. Из любопытства я, проходя, провела пальцами по створке. Казалось, ее выточили из цельного куска кости, но у какого животного могли быть такие огромные кости или бивни?

– Закройте дверь! – резко велела Двалия, и я отдернула руку.

Виндлайер шел за мной, он и притворил двери. Сколько времени прошло с тех пор, как я просто стояла посреди комнаты, которая не покачивалась бы на волнах? Я глубоко вздохнула и огляделась. Помещение было устроено так, чтобы посетители дожидались тут приема, испытывая неудобство. Окна, забранные молочно-белыми стеклами, пропускали жиденький свет, но не позволяли выглянуть наружу. Стулья с прямыми спинками, расставленные вдоль стен, были сделаны из твердой древесины. Посреди комнаты стоял стол белого дерева, но на нем не было ни скатерти, ни вазы с цветами, о чем непременно позаботилась бы моя мама. Твердый пол из белого камня, лишенные украшений стены, отделанные белым деревом. Массивные белые балки перекрещивались под потолком. Как только Виндлайер закрыл дверь, все звуки остались снаружи.

Двалия заметила, что я верчу головой, и прикрикнула:

– Иди сядь и сиди!

Мне ужасно хотелось пить и писать, но я понимала, что и жажду, и нужду придется терпеть. Я подошла к одному из стульев и села. Он оказался слишком высоким для меня: мои ноги не доставали до пола. Неудобно. Я подсунула себе под спину свой узелок с одеждой. Не помогло.

Двалия садиться не стала. Она медленно ходила по комнате, словно крыса за стеной. Виндлайер, волоча ноги, таскался за ней, пока Двалия не развернулась и не влепила ему затрещину:

– Прекрати!

Он придушенно всхлипнул, глянул в мою сторону и уселся, выбрав стул как можно дальше от меня. Виндлайер сидел на самом краешке, упираясь в пол носками и крутя в воздухе пятками, словно танцевал под неслышную музыку.

Двалия ткнула в его сторону пальцем:

– Ничего не осталось? Ты что, вообще ничего не можешь?

Его нижняя губа задрожала.

– Ты же знаешь, с теми, в ком много крови Белых, это вообще с трудом получается. Я не мог управлять Денейс. Кроме того, я потратил очень много сил на вас с капитаном и команду. Это было так тяжело…

– Тихо! – Она расстегнула верх платья и принялась рыться за пазухой. Наконец Двалия выудила оттуда кожаный мешочек и достала из него стеклянный флакон. Глаза Виндлайера вспыхнули. – Хорошо, что я приберегла немного. Ты должен убедить Четырех, чтобы выслушали меня и поверили мне.

Он сморщился:

– Всех Четырех? Это будет трудно. Это было бы трудно, даже если бы я выпил все, что положено, а не эти остатки. Колтри! Пожалуй, я смогу управлять Колтри, но…

– Помолчи!

Двалия вытащила пробку, но зелье во флаконе застыло в липкий ком на самом дне. Она вернула пробку на место и потрясла флакон, но комок прилип намертво.

– Вот зараза! – воскликнула она, снова откупорила флакон и попыталась подцепить комок пальцем, но трубочка была слишком длинной, и ее палец не дотягивался. Тогда Двалия сунула флакон Виндлайеру. – Плюнь туда! Потом перемешай и выпей!

Он напустил во флакон слюней и наклонил, пытаясь смешать их с зельем. От этого зрелища у меня к горлу подкатила тошнота, и я отвернулась.

– Не получается! – заныл Виндлайер.

– Разбей флакон!

Тот попытался – швырнул флакон об пол. Трубочка осталась цела. Виндлайер попробовал снова и снова, пока наконец она не разлетелась вдребезги. Комок змеиной слюны оказался на полу, Виндлайер схватил его и, не обращая внимания на прилипшие осколки, сунул в рот. Двалия ждала, буравя его взглядом.

Виндлайер с силой выдохнул через нос. Когда он заговорил, изо рта у него потекла кровь.

– Ничего, – простонал он. – Совсем ничего.

И тогда Двалия врезала ему так, что голова его откинулась назад, он упал навзничь и остался лежать, прерывисто дыша. Не проронив ни слова, она повернулась к нему спиной, подошла к ряду стульев и села.

Виндлайер, отлежавшись, все-таки встал на четвереньки и подполз к стулу недалеко от меня. Забравшись на него, он остался сидеть мешком – мешком с грязным бельем, приготовленным в стирку. Все молчали.

Мы ждали. Никто так и не принес закусок, как потребовала Двалия.

Мы ждали. И ждали.

Давно перевалило за полдень, и низкое солнце било в молочные окна, высвечивая два прямоугольника на безликом полу. Открылась дверь. Вошла Денейс – та самая женщина, что встречала нас у входа.