в крупных областях опирался на старый аппарат государственных чиновников, который хотя и был «приобщен к господствующей идеологии», но в результате этого, конечно, еще не стал национал-социалистским. Как подчеркивает Моммзен, режим хотя и произвел смену на руководящих постах в бюрократическом аппарате, армии и в «приобщенных к идеологии» общественных ассоциациях, тем не менее избегал систематического вмешательства в положение традиционных элит. Лишь 20 июля 1944 г. в этом произошел решительный перелом[1636]. Покушение, совершенное 20 июля 1944 г., спонтанно реактивировало на стороне национал-социалистской руководящей группы, но также и сторонников НСДАП среди масс латентно продолжавшую действовать социальную неприязнь против тех, кто входил в старые высшие круги[1637].

Сам Гитлер все чаще осознавал, что потерпел провал из-за отсутствия концепции привлечения элиты на этапе системы. Для того чтобы вообще добиться власти и обеспечить управление государством, он был вынужден вступить в союз с теми силами, которые он в принципе глубоко презирал. В записях, которые под диктовку делал Борман, Гитлер 14 февраля 1945 г. заявил, что война «наступила… слишком рано, если принимать во внимание нашу моральную подготовку к бою. У меня не оставалось времени на то, чтобы воспитать людей для моей политики. Мне нужно было бы двадцать лет, чтобы дать созреть новой национал-социалистской элите, отобранным молодым людям, которые с самого раннего возраста врастали в наше учение. <…> За неимением той элиты, которую мы себе мысленно представляли, нам пришлось довольствоваться имеющимся человеческим материалом. Вот и результат выглядит соответственно! Поскольку интеллектуальная концепция не согласовывалась с возможным практическим воплощением, из военной политики революционного государства, такого как Третий рейх, неизбежно получалась политика реакционных мещан! Наши генералы и дипломаты, за немногими исключениями, — люди вчерашнего дня, ведущие войну и проводящие политику отживших времен». В качестве примера Гитлер привел политику в отношении Франции, которая была «полной несуразицей»: «Наша задача должна была бы заключаться в том, чтобы освободить французских рабочих, помочь им победить в революции. Надо было беспощадно сметать закостенелую буржуазию, этих бессердечных и не чтящих понятия родины людей. Но каких друзей нашли наши великие дипломаты с берлинской Вильгельмштрассе во Франции? Мелких расчетчиков, которые уразумели, что нас надо ценить, рассчитывая на то, что мы оккупируем страну для того, чтобы защищать их денежные сейфы, и которые были полны решимости предать нас при первом удобном случае, как только это окажется возможным сделать безнаказанно! Не менее наивной была наша позиция во французских колониях. И здесь наши великие гении с Вильгельмштрассе были в своей стихии! Поистине классические дипломаты, военные старой закалки и мелкие помещики-юнкеры из Заэльбья — вот кто были нашими помощниками для революции в европейском масштабе! Они буквально вгрызлись в те представления о ведении военных действий, которые бытовали в прошлом веке. Между тем нам ни под каким видом нельзя было присоединяться к игре Франции против тех народов, которые несли французское ярмо. Наоборот, мы должны были помочь им освободиться от этой кабалы, а в случае необходимости даже подстрекать их к этому. Ничто не мешало нам в 1940 году предпринять такие действия на Ближнем Востоке, а также и в Северной Африке. Тем временем наши дипломаты сконцентрировались на укреплении власти Франции в Сирии, Тунисе, Алжире и Марокко. Наши политики-кавалеры предпочитали поддерживать светское общение с элегантными французами, вместо того чтобы откликаться дружбой с повстанцами; они предпочитали завтракать с колониальными офицерами, размахивающими дубинами и мечтающими только о том, чтобы обмануть и предать, и не шли к арабам — которые остались бы нам верными союзниками»[1638].

В этих и других высказываниях четко проявляется стремление Гитлера найти причины поражения «Третьего рейха» — а также и виновных в этом. Перед лицом поражения он нашел настоящих виновников в стане своих внутри- и внешнеполитических союзников: это были буржуазные элиты, на которые ему приходилось опираться, и в этом он видит истинную причину провала своей политики, ибо ему не удалось взрастить национал-социалистскую элиту. Поэтому он не смог, например, заключить союз с арабскими освободительными движениями, поэтому он не смог революционизировать отношения в обществе во Франции и т. д. «Для меня идеальным рецептом было бы, — сказал Гитлер 25 февраля 1945 г., — сначала обеспечить дальнейшее существование немецкого народа, воспитать национал-социалистскую молодежь, а уж потом предоставить ведение неизбежной войны грядущим поколениям, в случае, если тогда мощь, воплощенная в немецком народе, не отпугнет от этого его врагов. Тогда Германия будет морально и материально во всеоружии, обеспечена корпусом чиновников, дипломатов, генеральным штабом из людей, которые впитали национал-социалистский дух с молоком матери и были сформированы на этих принципах. Дело, за которое я вознамерился взяться, чтобы завоевать немецкому народу место под солнцем, слишком велико для одного человека, со слишком исполинским охватом для одного поколения!»[1639]

Подведем итоги до этого места: Гитлер разработал логическую концепцию привлечения элиты на этапе становления движения, которую, однако, ни под каким видом оказалась невозможно перенести на этап системы. Хотя он и пытался модифицировать эту концепцию и адаптировать ее к изменившимся после захвата власти условиям, ему не удалось воспитать национал-социалистскую элиту, которая могла бы заменить отжившие свое элиты. Поэтому ему приходилось в значительной степени опираться на буржуазные силы, которые следовали за ним из оппортунизма, а не из истинных национал-социалистских убеждений.

Остается, пожалуй, единственный последний вопрос, возникающий у нашего читателя: мы изложили воззрения Гитлера на рекрутирование элиты на этапе системы и в фазе становления движения, при этом ни разу не проявился «расовый» аргумент. Это, однако, противоречит распространенным представлениям о расовой идеологии Гитлера. Когда обращаются к теме рекрутировании элиты, то она, пожалуй, часто ассоциируется с типом белокурого, высокорослого и голубоглазого эсэсовца. Если бы Гитлер был расовым идеологом в той мере, в какой это предполагалось до сих пор, то он должен был бы, вероятно, положить в основание формирования своей новой элиты в первую очередь расовые критерии. То, что это частично было сделано в СС и соответствовало представлениям Гиммлера и других нацистских идеологов, не вызывает никаких сомнений. Но какова была позиция Гитлера по этой проблематике?

Экскурс: принцип Гитлера: делайте вывод о расе, отталкиваясь от «одаренности и пригодности», а не наоборот

Чтобы понять рассуждения Гитлера на этот счет в их внутренней логике, нам вначале нужно познакомиться с некоторыми основными предположениями, из которых он исходит. По мнению Гитлера, существуют не только расовые различия между народами, но и различия внутри немецкой народной общности. Хотя все составные звенья этой группы принадлежат к более высокой, т. е. более ценной, расе по сравнению, например, с