с легкостью учился и жадно расспрашивал моряков об их работе. Когда-нибудь, мечтал Нильс, он поступит на хорошее судно, а потом, со временем, если будет угодно Господу, и сам станет судовладельцем и капитаном. Случалось, товарищи по команде не знали чего-то или не хотели объяснять мальчишке, тогда Нильс, вернувшись на берег, подходил с расспросами к тем, кто работал в порту. Нильс был приветливым и общительным парнем, он легко завоевывал расположение людей и получал от них ответы на занимавшие его вопросы. Во время плавания на «Хернинге» он присматривался к работе матросов внимательнее, чем когда-либо, стараясь покрепче запомнить все, что видел.

И потому Нильс, сам того не заметив — дел было по горло, времени на размышления и оценки просто не оставалось, — стал капитаном «Хернинга». Если и проносились в его мозгу какие-то мысли перед сном, вернее, перед недолгим забытьем, в которое он проваливался, едва добравшись до койки, то мысли эти были об Эйджан. Она смотрела на Нильса с улыбкой, порой рассеянно целовала в щеку или трепала его волосы, если работа спорилась, и тогда душа паренька от счастья взмывала ввысь, словно чайка в безоблачном небе. Но чаще всего Эйджан не обращала на Нильса никакого внимания. Конечно, ни у нее, ни у самого Нильса не было ни минуты свободного времени, но главная причина заключалась в другом: дети подводного короля словно лишились сердца после того, как люди убили их младшего брата.

Нильс решил вести корабль на север. Близ берегов Исландии, рассчитывал он, «Хернинг» будет подхвачен попутным течением. Если же и ветер будет попутный, то шлюп стрелой помчится прямо к цели. И в самом деле его расчет оправдался. Вскоре «Хернинг» быстро побежал по волнам как раз туда, куда было нужно. От радости Нильс позабыл про всякую усталость.

И тут налетел шторм.

Небо грозно нахмурилось и почернело. Спустя минуту стало совсем темно. Ингеборг прекрасно знала, что сейчас день, — но только не здесь был светлый день, а, может быть, на Небесах, где восседает на престоле и вершит суд над грешными людьми Всемогущий Господь. Видимость была не больше, чем на длину корпуса «Хернинга».

На палубе Ингеборг нечего было делать, в трюме тоже: огонь в очаге давно погас, питались они солониной, вяленой треской, сыром и подмокшими заплесневелыми сухарями. Духота и вонь в трюме показались Ингеборг невыносимыми — она поднялась наверх. Над палубой носился ветер, хлестал град. Ингеборг поспешила укрыться в закутке под кормовой надстройкой. Румпель был закреплен, рядом, прямо на голых досках палубы, спал свалившийся от усталости Нильс.

Увидев, что погода резко изменилась, он поставил шлюп на якорь, поскольку иначе шторм мог бросить корабль на рифы, посадить на мель или пригнать к островам близ северного побережья Шотландии. Только бы не накатил один из тех громадных валов, что разбивают в щепки суденышки вроде «Хернинга». Благодаря выдумке Нильса, корабль мог качаться на волнах, сильно крениться, но все же держаться на поверхности. Нильс про себя молил Бога, чтобы нескончаемые удары волн стихли, не то судно пойдет ко дну. О передышке, однако, не приходилось и мечтать. Все это время и Нильс и остальные часами стояли у помп. Снова и снова нужно было под вой ветра и грохот волн поспешно чинить поврежденный такелаж и делать все возможное, чтобы хоть как-то противостоять свирепым ударам волн.

Время мчалось, не ведая счета, как в кошмарном сне.

Чтобы устоять на ногах, Ингеборг ухватилась за румпель. Ветер ударил в лицо, толкнул ее назад, облепил ноги мокрым платьем, и тут же на Ингеборг налетел огромный вал, отбросивший ее под навес, который ежеминутно содрогался от бивших в борт волн. Ингеборг оглохла от грохота воды, то и дело обрушивавшейся на палубу, и дрожала от холода.

Шаг за шагом пробираясь вперед, она увидела, как раскачивается в черной мгле мачта. Рей был опущен и прочно прикреплен к палубе, но кто мог сказать, как долго еще выдержат жестокую борьбу канаты и мачта? Огромные, как горы, темно-серые валы с лохматыми белыми гривами вздымались над бортом, с грохотом низвергались на палубу и разлетались тучами брызг. Корпус судна дрожал и стонал под их ударами. Страшные черные громады темнели и за левым, и за правым бортами. «Хернинг» уже не успевал уворачиваться — не позволял якорь. Клокочущие водопады все чаще обрушивались на палубу. В корпусе открылась течь.

Сквозь брызги и град Ингеборг удалось разглядеть на носу Эйджан и Тауно. Они казались двумя тенями в сумрачной мгле. По-видимому, брат и сестра о чем-то разговаривали. Как это удается им в немыслимом шуме? И вдруг Ингеборг в ужасе вскрикнула: Тауно смыло волной за борт.

«Да ведь он сын водяного! — Облегченно вздохнула она в ту же минуту. — Он не погибнет в море. Конечно, не погибнет! Сколько раз он мне рассказывал, что в морских глубинах царит вечный покой... Пресвятая Дева, не дай ему погибнуть!»

Эйджан направилась к корме. Она была совершенно голая, если не считать кожаного ремешка на волосах и пояса с подвешенным к нему кинжалом, но похоже холода не чувствовала. Ее мокрые рыжие волосы были единственным теплым пятном среди холодных серых тонов. Качка ничуть не смущала Эйджан, ее походка, как всегда, была уверенной и твердой, движения гибкими, как у пантеры.

— А, ты здесь, Ингеборг, — сказала Эйджан, подойдя и наклонившись к женщине, чтобы та могла ее слышать. — Я видела, как ты выбралась на палубу. Что, решила подышать свежим воздухом? Да только погода не подходящая, верно? — Эйджан приставила ладонь ко рту и повысила голос: — Посижу тут с тобой, хорошо? Сейчас моя вахта, но если случиться что-нибудь неожиданное, я и отсюда увижу, а то на носу проклятые волны так и лупят!

Ингеборг отпустила румпель, за который держалась, и, сложив ладони рупором, прокричала в ответ:

— Где Тауно? Куда уплыл Тауно?

На ясное лицо Эйджан набежала тень.

— К дельфинам! Просить их, чтобы поискали кого-нибудь, кто сумел бы нам помочь.

Ингеборг испугалась:

— Господи помилуй! Значит, совсем худо дело?

Эйджан кивнула.

— Берег близко, — объяснила она. — Мы с Тауно плавали тут вокруг и заметили, что море мелеет. Мы почувствовали, что оно бьется о берег где-то недалеко. И уловили эхо прибоя. Нет никаких признаков, что шторм скоро утихнет.

Ингеборг заглянула в серые глаза Эйджан.

— В конце концов, если корабль пойдет ко дну, Тауно не погибнет. — Она не заметила, что