— Значит, есть необходимость, — уклонился от ответа Чикуров.

Игорь Андреевич прервал допрос, чтобы провести опознание утопленника, имевшего на теле и в одежде непонятную аппаратуру. На снимке художник «оживил» неизвестного, «одел» в костюм. Понятыми были охранники из конвоя. Из нескольких предъявленных фотографий Жоголь сразу же выбрал ту, где был запечатлён погибший под Южноморском.

— Этого человека я знаю…

— Кто он? — задал вопрос следователь.

— Звать Глеб, а фамилия, если не ошибаюсь, Ярцев, — ответил Жоголь. — Познакомились мы с ним этим летом. На даче Решилина.

— Откуда он? Чем занимался? — продолжал допрос Чикуров.

— Ярцев, насколько я помню, не москвич. Из Средневолжска. Представился как историк. — Жоголь помолчал, будто припоминая что-то. — Да, точно, он учился в аспирантуре Сред-неволжского университета.

— В Южноморске вы с ним встречались?

— Пару раз, совершенно случайно. На пляже, в ресторане…

Больше никакими сведениями о Ярцеве Жоголь не располагал.

Игорь Андреевич завершил допрос.

— Ну и осторожен! — сказал он, когда обменивался с Огородниковым впечатлениями. — Что твоя лиса!

— Намучился я с ним изрядно, — признался Василий Лукич. — Сегодня вот наблюдал за Жоголем и лишний раз убедился, что знает он куда больше, чем говорит.

— У меня тоже такое же ощущение, — согласно кивнул Чикуров. — Но в любом случае я доволен: наконец-то установили личность последнего из погибших. — Игорь Андреевич собрал фотографии и протокол допроса. — Ладно, Вася, не буду тебя больше задерживать, скажи только, ты ничего не почерпнул при допросе для себя?

— Вроде нет, но, возможно, что-то и всплывёт. Надо бы и мне ознакомиться с твоим делом.

— Ради бога! — откликнулся Чикуров. — Но сегодня вряд ли получится. У меня важная встреча с интересным человеком.

— Сегодня я и сам загружен выше маковки.

— Созвонимся, — сказал Игорь Андреевич, подавая приятелю руку.

Говоря о важной встрече с интересным человеком, Чикуров имел в виду Серафима Донатовича Зерцалова, одного из крупнейших в стране знатоков ювелирного искусства, которого порекомендовал Вербиков в качестве эксперта.

— Грандиозный старик! — сказал начальник следственной части. — Ходячая энциклопедия!

— Известный учёный?

— Званий никаких, но авторитет больше, чем у иного академика!

Вчера вечером Игорь Андреевич позвонил Зерцалову. Услышав, что он от Вербикова и нужна консультация, Серафим Донатович пригласил следователя к себе домой. Чикуров тут же отправился в посёлок Сокол, расположенный недалеко от метро такого же названия. Зерцалов жил в двухэтажном особняке. Это был невысокий, сухонький старичок с совершенно белым седым чубчиком, в очках с сильными линзами.

Разговаривали в кабинете, заставленном шкафами с книгами. Чикуров передал Зерцалову коробочку с гарнитуром, обнаруженным в разрозненном виде в сумке Рогового и дипломате Варламова. Серафим Донатович достал большое увеличительное стекло в черепаховой оправе, и весь окружающий мир перестал для него существовать. Старичок причмокивал, что-то бормотал, рассматривая изделия под лучами яркой лампы. Глаза его сверкали восторгом, он походил на ребёнка, получившего наконец желанную игрушку.

— Дорогая штука? — не выдержав, спросил Игорь Андреевич.

— Что, что? — с трудом вернулся к действительности Зерцалов. — При чем здесь цена?! Ну подумаешь, школу можно построить, а то и две! Дело не в этом! Не верится, что я наконец вижу эту красоту воочию!

— Вы что-нибудь знаете об этом гарнитуре? — встрепенулся Чикуров.

— Вот что, уважаемый Игорь Андреевич, я отвечу на все ваши вопросы, но только завтра! — взволнованно произнёс старичок. — Боюсь ошибиться… А вдруг это не он?! Вы можете оставить гарнитур у меня?

— Разумеется.

Чикуров даже не взял с Зерцалова расписку: побоялся обидеть старика. Риск, конечно: заберись к Зерцалову воры, Игорю Андреевичу не хватило бы жизни, чтобы расплатиться за гарнитур…

И вот на следующий день следователь снова позвонил в знакомый особняк. Открыла молодая женщина и, спросив, кто он, сказала:

— Дедушка вас ждёт.

В кабинете Зерцалов буквально кинулся навстречу следователю.

— Ну, Игорь Андреевич, вам здорово повезло! — теребя его руку в своих тёплых сухих ладошках, торжественно произнёс Зерцалов. — Да и мне тоже. Это действительно «Кларисса»!

— Вы имеете в виду гарнитур? — уточнил следователь, усаживаясь в кресло возле низкого столика.

— Его, конечно же его! — закивал Серафим Донатович. — Так он именуется в источниках и справочниках.

Зерцалов вынул из коробочки серьги и перстень:

— Сначала обратите внимание на камни. Прекрасные изумруды! Но дело даже не в них, а в резьбе… Искусство резьбы по камню называется глиптикой и уходит корнями вглубь веков, ещё к египтянам и этрускам. Может, вы слыхали о знаменитой камее Гонзага?

— Да. Она вырезана на ониксе, изображает египетского царя Птолемея и его жену Арсиною.

— Прекрасно! — заулыбался старичок. — Вы, я вижу, подкованы.

— Читал кое-что. Кстати, и вашу книгу «Миниатюры на камне». Оторваться не мог, так интересно, — не удержался Игорь Андреевич от подхалимажа.

— Спасибо, спасибо. Хотя… — хозяин хмыкнул, — написано весьма скучно. Но вернёмся к гарнитуру. «Кларисса» изготовлена в шестнадцатом веке, в Германии. Есть указания на то, что камни обрабатывал знаменитый ювелир Лука Килиан. Это был заказ французского двора, отсюда и лилия. И пошёл гарнитур гулять по свету! Не буду утомлять вас подробностями. Как всегда, в подобных историях намешано немало домыслов и легенд. В Россию «Кларисса» попала следующим образом: находясь за границей, Пётр Первый приобрёл украшения для своей племянницы, будущей императрицы Анны Иоанновны. Если вы знаете, Анна Иоанновна, усевшись на престол, услаждала себя разнообразными потехами. Пожалуй, последняя в её жизни была — свадьба старика шута князя Голицына и любимой приживалки императрицы — калмычки. По случаю этого события был выстроен знаменитый Ледяной дом. На той самой потешной свадьбе Анна подарила калмычке «Клариссу». Потом гарнитур перешёл к жене всесильного князя Потёмкина, героя турецких войн… Менялись владельцы гарнитура, одна из следующих его хозяек — крепостная актриса графа Шереметева, любовница одного из представителей династии Демидовых. И вот наконец век нынешний. Тысяча девятьсот восемнадцатый год… Матрос Евсюков дарит «Клариссу» своей невесте Людмиле Сенаторовой, тапёру синематографа «Одеон». Но до свадьбы дело не доходит: Евсюков погиб при подавлении кронштадтского мятежа. Сенаторова стала учительницей и уехала в Саратовскую губернию. В тридцать втором году, когда разразился голод, она обменяла гарнитур знаете на что?