умирают в конвульсиях отчаяния или сами полагают предел своим страданиям, когда у них хватает силы – покончить с собой…»

Главный полковой врач Роос: «…Наше отступление приняло ужасный и страшный вид… Голод и нужда приводили к сценам отчаяния и жестокости. На павших лошадей немедленно набрасывались солдаты, нередко их окружал десяток голодных, которые отрезали себе мясо. Иногда такие лошади еще не успевали издохнуть, шевелились и оставались еще живыми, когда с них почти наполовину срезано было мясо…

При малейшем противоречии, кто мог, выхватывал саблю. Я видел даже, как один обозный солдат из-за куска хлеба раскроил голову своему товарищу… В эту же ночь я застал у одного костра знакомых, которые резали белую собаку. Сыну одного чиновника из Эгингена, Вицигенрейтору, досталась голова этой собаки. Он провел целую ночь за ее приготовлением, съел свое скверное блюдо и вскоре умер. Утром, при уходе, мне показали его труп, лежавший в лесу у дороги…»

Негоциант Дюверже: «…Эти ночи уносили много жертв; в момент отъезда наши бивуаки бывали покрыты трупами, да и среди оставшихся в живых находилось много таких, которым не суждено было дожить до конца дня: они падали по дороге, чтобы не вставать более…

С дергающимися ногами и телом, выдвинутым вперед, они изображали прелюдию смерти. За ними зорко следили товарищи, рассчитывая поживиться. Еще живыми они подвергались ограблению; их раздевали донага; ссорились из-за их одежды и вырывали друг у друга их небольшие сбережения».

Сержант Бургонь: «Мы шли молча, при морозе еще сильнее вчерашнего, шагая через мертвых и умирающих… Вскоре мы нагнали двух солдат линейных полков, которые держали в руках каждый по куску конины и грызли его… Они уверяли нас, будто видели, как иностранные солдаты (хорваты)… вытащили после пожара из-под развалин сарая зажарившийся человеческий труп, разрезали его на куски и ели… Я тоже, если б не нашел конины, поневоле стал бы есть человеческое мясо…»

Армия Бонапарта умирала. Так начиналась агония…

* * *

«Неприятель, продолжая свое отступление, претерпевает на каждом шагу сильный урон, наносимый ему авангардами нашими. Потеря его от Москвы по сие время неисчислима… В разных атаках и сражениях под Вязьмою и Дорогобужем взято знамен 5, орудий 26, более 3000 пленных, в том числе 2 генерала, 3 полковника, более 30 офицеров, убитыми со стороны неприятеля и ранеными – 10 000.

Из приказа Кутузова по армии от 28 октября, г. Ельня

Но не только холод, на который позже будут ссылаться ветераны наполеоновской армии, явился причиной гибели «непобедимой коалиции». Русская армия во главе с фельдмаршалом Кутузовым сделала все, чтобы от этой армии ничего не осталось.

После мясорубки, устроенной русскими под Вязьмой, войска Кутузова перегруппировались. Вдоль дороги французов теснил авангард генерала Милорадовича; казаки атамана Платова контролировали движение противника на север, а с юга напирал отряд генерала Орлова-Денисова. Главные силы русской армии двигались южнее Смоленской дороги. Подобная тактика «выдавливания» не позволяла французам ни запастись фуражом, ни остановиться надолго для отдыха и даже для передышки. Действия партизанских отрядов совместно с регулярными частями не оставляли противнику ни шанса для серьезных перегруппировок и контратак.

28 октября (9 ноября) в районе села Ляхово, западнее Ельни, отряд Орлова-Денисова совместно с партизанами разбил бригаду генерала Ожеро (брата маршала Ожеро, дивизионного генерала Жан-Пьера Ожеро). Поле сражения было сплошь усеяно трупами французских солдат. Сам генерал Ожеро, его шестьдесят офицеров и около 2 тысяч солдат оказались в плену.

Из воспоминаний генерал-майора артиллерии Ильи Радожицкого[210]:

«Мы подходили к с. Ляхову, когда попались нам навстречу пленные французы разбитой бригады генерала Ожеро. Из всех неприятельских войск это был один отряд, сдавшийся русским почти без драки и не испытавший нимало тех бедствий, которыми настигнуты были старые войска. Пленные казались довольно сытыми, в синих мундирах с желтыми отворотами; только многие шли без сапог в онучах и поршнях, жалуясь на казаков, которые их разули. Перед селением увидели мы несколько изрубленных кавалеристов, сопротивлявшихся нашим партизанам; отсеченные руки валялись около обнаженных трупов; кой-где измятые шишаки с тигровою шкурою показывали, что они принадлежали драгунам или кирасирам.

Я особенно обрадовался, увидевши капитана Фигнера[211], который препровождал всю двухтысячную толпу пленных. В коротких словах рассказал он, что эти откормленные трусы сдались почти без выстрела при первом появлении казаков. Необыкновенным казалось видеть Фигнера, препровождающего пленных, в отдалении от театра военных действий; но он объявил нам, что имеет поручение от фельдмаршала ехать в С.-Петербург с донесениями к Государю императору. Этою командировкою фельдмаршал хотел наградить Фигнера за его отличные подвиги».

«Победа сия тем более знаменита, что при оной еще в первый раз в продолжение нынешней кампании неприятельский корпус сдался нам», – докладывал императору Александру фельдмаршал Кутузов.

В тот же день казаки атамана Платова при переправе через реку Вопь разгромили корпус вице-короля Эжена Богарне. Зажатые к реке, французы поддались панике, в результате корпус лишился всей своей артиллерии (87 орудий). Богарне потерял более 2 тысяч убитыми, 3,5 тысячи пленными. При преследовании противника казаки уничтожили еще около пятисот вражеских солдат и вдвое больше пленили. 4-й корпус Богарне как боевая единица прекратил свое существование…

Казаки Орлова-Денисова, совершив налет на крупный французский отряд, уничтожили полторы тысячи солдат противника (1300 взяли в плен), отбили 400 повозок с продовольствием и фуражом, более 1000 лошадей и 200 голов рогатого скота, предназначенных для Смоленска.

К слову, на подступах к Смоленску отряд генерала Юрковского и казаки генерала Карпова у Соловьевой переправы настигли корпус маршала Нея и, вступив в ожесточенный бой, отбили у противника 21 орудие, взяв при этом тысячу пленных.

Наполеоновские войска быстро откатывались к Смоленску. Движимые надеждой на долгожданный отдых, они не знали главного: в древнем русском городе, сожженном и разрушенном ими минувшим летом, их будут ждать одни головешки. Отдыха не получится.

Французы шли навстречу своей гибели…

II

Alea jacta est.

Ю.Цезарь[212]

Я не считаю, что с потерей его монаршего достоинства значение его личности преуменьшилось, поскольку его прошлая власть, его могущественные армии и его блестящий императорский двор… едва ли добавляли что-либо к престижу его гения.

Лорд Амхерст о Наполеоне

Измена графини де Монтолон. – «Придворный» протокол «Лонгвудского Тюильри». – Паломничество на о. Святой Елены для нанесения визита сосланному императору. – Бои за Борисов. – Березина. – Гибель Великой армии Наполеона Бонапарта

Альбина де Монтолон вновь была беременна. И об этом в Лонгвуде