Ситуация в Закарпатье была более «прорусской» и просоветской, чем в Галиции. В этом регионе значительная часть населения считала своим родным языком русский. Здесь практически не было антисоветских проявлений. По данным властей, в 1944–1945 гг. «украинские националисты пытались послать сюда свои отряды и своих агентов из Станиславской и Дрогобычской областей, но они не имели здесь успеха и были быстро уничтожены, а несколько бандитов было выловлено местными крестьянами и сдано органам власти»[2298].

Определенные просоветские настроения бытовали в Прибалтике. Так, по данным Политуправления 3-го Прибалтийского фронта, «основная масса населения Риги встретила части Красной армии тепло и радушно» (в докладной записке на имя А. С. Щербакова приводилась масса примеров такого отношения). Горожане задавали вопросы: «Есть ли латвийская армия в Советском Союзе? Мы слыхали, что есть, будет ли она в Риге?» (Очевидно, имелись в виду латышские национальные части Красной армии.) Даже зажиточная часть населения решила не уходить вместе с оккупантами (в первую очередь из-за боязни авианалетов на Германию). Представители этих слоев населения были готовы жить при советской власти, но при условии, что им оставят дома и другое имущество[2299].

В Эстонии было выявлено, что «население очень довольно» наличием в Красной армии эстонских национальных частей. Многие люди выражали «надежду, что [Эстонский] корпус станет ядром будущей эстонской армии». Проведенная в августе-сентябре 1944 г. мобилизация на освобожденной к тому времени части Эстонии (юго-восточные уезды) не выявила массового уклонения от мобилизации. Мало того, имелись «случаи добровольной явки на пункт призыва молодежи, скрывавшейся в лесах от немецкой мобилизации». В 1944 г. в ЭССР от мобилизации уклонилось всего 160 человек[2300]. Таким образом, утверждения некоторых исследователей, что мобилизация августа — сентября 1944 г. в Эстонии имела лишь частичный успех и «поэтому призыв был повторен в марте 1945 г.»[2301], не соответствуют действительности. Призыв в начале 1945 г. был вновь объявлен потому, что территория ЭССР была полностью освобождена лишь в конце ноября 1944 г.

В то же время на освобожденной территории проявлялось и настороженное отношение к возвращению советской власти. Так, в Чудовском районе Ленинградской области[2302] «не все колхозники… радостно встретили изгнание немецко-фашистских войск и приход Красной армии». В основном это было заметно в латышских колхозах, но и среди русских тоже. Русское население проявляло явную озабоченность намерениями властей, особенно в сфере сельского хозяйства. На собраниях задавались следующие вопросы: «Нельзя ли начать восстановление колхозов после войны, когда вернутся мужики?»; «Будут ли обобществлять собственных коров?»; «Будут ли отрезать приусадебную землю, прирезанную при немцах?». В Краснинском и Руднянском районах Смоленской области в мае — июне 1944 г. от бойцов Красной армии населению «стало известно о том, что в Крыму уничтожены… десятки тысяч полицейских». Это известие вызвало «озлобление» в семьях, в которых были «полицаи», ушедшие с оккупантами. Местные жители задавали властям вопрос: «Что будет с теми, кто добровольно ушел с немцами?» Озабоченность населения вызывало презрительное отношение бойцов и командиров Красной армии к людям, пережившим оккупацию, которых они называли «трофейными». В ответ раздавались вопросы: «Разве мы виноваты, что попали в оккупацию?»[2303]

Антисоветские (в частности, антиколхозные) настроения проявлялись в тылу СССР. В апреле 1945 г. в Переславле-Залесском была выявлена подпольная группа, которая в типографии «Красное эхо» напечатала антисоветскую листовку для распространения во время празднования Первомая. Для борьбы с антисоветскими настроениями в Переславский район были направлены сотрудники Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б)[2304]. Однако в целом антисоветские настроения на основной территории СССР не были широко распространены.

Хотя советская пропаганда утверждала, что «украинский народ остался верен союзу с великим братским единокровным русским народом и другими народами нашей советской родины»[2305], это явно не относилось к значительной части населения Западной Украины. Член югославской военной миссии генерал М. Джилас, побывавший в этом регионе сразу после его освобождения, вспоминал, что «скрыть пассивное отношение [западных] украинцев к советским победам было невозможно»[2306]. В справке ГлавПУР Красной армии от 15 сентября 1944 г. отмечалось враждебное отношение населения Западной Украины к советской власти и Красной армии, которое проявлялось, как минимум, в массовом уклонении от участия в мероприятиях советской власти (например, митингах по случаю советских праздников). В отдельных случаях отказы выполнять распоряжения советского командования «перерастали в вооруженные выступления», когда «население в качестве оружия брало вилы, лопаты, колья, а женщины ложились на дорогу, чтобы преградить путь автомашинам». В Львовской и Дрогобычской областях большинство мужского населения перед приходом Красной армии ушло в леса и горы, после того как «немцы и бандеровцы запугали население ужасами о ссылке в Сибирь и другими репрессиями со стороны советской власти». Советские органы признавали, что «известная часть населения продолжает поддерживать националистов», в том числе «продовольствием и информацией о передвижениях войск», а часть населения «предполагает присоединиться к У ПА»[2307].

В Западной Белоруссии советские власти чувствовали «во всем сдержанность, выжидательное поведение населения», которое не отличалось «гостеприимством и сердечностью к нашим бойцам». Среди жителей этого региона ходили такие разговоры: «Нужна постоянная власть. А у нас до сего времени постоянной власти не было. То немцы, то поляки, то русские». Местные жители задавали представителям властей такие вопросы: «Надолго ли пришла Красная армия, будут ли создаваться колхозы, будут ли призываться в Красную армию все местные жители? Верно ли, что колхозы будут какие-то другие?» Широко были распространены антиколхозные настроения. Причиной антисоветского настроя было в том числе терпимое отношение германских оккупантов к местному населению. Жестокие меры в Западной Белоруссии они применяли в основном в районах партизанского движения. Поэтому здесь население более терпимо относилось к местным коллаборационистам — старостам и полицейским. В отличие от основной территории Белоруссии в западной части республики полицейские уходили с оккупантами только сами, а семьи свои оставляли дома, рассчитывая на то, что местное население их не выдаст. Среди польского населения было выявлено враждебное отношение к созданным в СССР польскому правительству и польской армии под командованием генерала 3. Берлинга[2308].