Ожидались и более значительные перемены: «Наш царь надел уже новую форму, значит… постепенно будем царскими, потому что форма члена правительства доказывает, что власть переменится, все постепенно меняется на царский лад». Ходили слухи, что «по требованию Америки распущена партия большевиков, у всех коммунистов отобраны партбилеты», «в СССР будут восстановлены дореволюционные порядки». В 1944 г. в одном из транспортных вузов Москвы «студенты… начали доказывать, что война показала… что Советское государство — неудовлетворительной формы государственное устройство по сравнению с буржуазно-демократическим строем». В другом вузе студенты «заявили, что вряд ли можно в жизнь когда-либо осуществить принцип коммунизма». В МГУ возникла группа, которая пыталась создать новое философское учение, так как «марксизм-ленинизм устарел»[2355]. Такие настроения отражают воздействие «национализации» советской политики в годы войны, когда коммунистическая идеология была отодвинута на второй план.

Ярким доказательством эффективности национально-патриотической политики СССР является степень участия граждан Советского Союза в войне. За годы войны на защиту Родины были мобилизованы 34 476,7 тыс. человек[2356], из числа которых 31 млн человек прошел через Вооруженные силы СССР[2357] (демографические потери вооруженных сил составили 8668,4 тыс. человек[2358]). Среди призванных в советские вооруженные силы за весь период Великой Отечественной войны русские составляли 65,39 %, украинцы — 17,7 %, белорусы — 3,21 %, татары — 1,7 %, евреи — 1,44 %, казахи — 1,13 %, узбеки — 1,1 %, другие народы СССР — 8,33 %[2359]. Несмотря на ограничение и отмену призыва представителей ряда национальностей, опыт привлечения народов СССР к военной службе во время Великой Отечественной войны следует оценить как положительный, так как во время Первой мировой войны народы Средней Азии подняли восстание всего лишь из-за попытки их трудовой мобилизации[2360]. В отражении германской агрессии участвовали все народы СССР, включая самые малочисленные этнические группы Сибири и Дальнего Востока[2361]. Вклад в Победу внесли в том числе представители репрессированных народов. Так, в первые же месяцы войны были мобилизованы более 17 тыс. чеченцев и ингушей, на фронт ушли 40 тыс. турок-месхетинцев, из них 26 тыс. погибли. Из 137 тыс. крымских татар, мобилизованных в Красную армию, к 1944 г. на войне погибли 57 тыс. человек. Среди Героев Советского Союза — 10 чеченцев и ингушей, 9 немцев, 8 калмыков, 1 балкарец[2362].

В советских партизанских отрядах воевало до 2 млн человек[2363]. Из числа партизан на Украине представители титульной нации составляли 59 %[2364], в Белоруссии — 71,19 %, в Карело-Финской АССР — 32,5 % (при этом доля финно-угорских народов в республике в 1941 г. была ниже — 26,9 %). В Прибалтике численность советских партизан была невелика: в Литве — 1633 человека (на 6 января 1944 г.), в Латвии — 856 человек (на 1 января 1944 г.), Эстонии — 201 человек (на 22 ноября 1943 г.), однако представители титульных наций среди них также составляли большинство. Незначительной доля титульной нации была только среди партизан Молдавской ССР (0,2 %)[2365].

Показательным также является сравнение численности представителей попавших под оккупацию этносов, которые воевали в рядах Красной армии и в коллаборационистских формированиях соответственно. Численность советских военнослужащих — по национальности русских — составляла до 20,3 млн человек, украинцев — 5,5 млн человек, белорусов — 1,3 млн человек[2366]. В коллаборационистских формированиях русские составляли оценочно до 300 тыс. человек (1,5 % от численности русских в РККА), украинцы — до 250 тыс. человек (4,5 %), белорусы — до 70 тыс. человек (5,7 %). Таким образом, нацистская политика мобилизации русского, украинского и белорусского населения оккупированной территории СССР потерпела провал.

В рядах Красной армии сражались не менее 126 тыс. литовцев[2367], 94 тыс. латышей[2368] и 70 тыс. эстонцев[2369]. В составе коллаборационистских формирований за весь период войны численность литовцев составила, по разным оценкам, от 36,8 тыс. до 50 тыс. человек (от 29,2 % до 39,7 % от численности в РККА), латышей — от 104 тыс. до 150 тыс. человек (от 115,6 % до 166,7 %), эстонцев — от 10 тыс. до 90 тыс. человек (от 14,3 % до 128,6 %). Таким образом, масштаб мобилизации германскими властями коллаборационистов в Литве был в два-три раза меньше, чем уровень призыва в Красную армию, а в Латвии и Эстонии был сравним с ним. Боевые заслуги прибалтийских формирований РККА (в первую очередь 16-й литовской сд, 130-го латышского ск и 8-го эстонского ск), принимавших активное участие в войне, включая освобождение Прибалтики, неоспоримы, тогда как боеспособность и военная эффективность прибалтийских коллаборационистских формирований была низкой, а их участие в боевых действиях на фронте — крайне ограниченным.