Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После побега пробовал наводить справки — но узнал только, что он был под следствием, а потом уволился и куда-то пропал.
До замка от города было две с половиной мили, я отмахал их единым духом — пробираясь по заросшей дороге, между руин и остатков укреплений. Замок Шеу когда-то был недалеко от городской стены — но с той поры город скукожился, стену построили новую, а сам крепкостенный замок с бойницами переходил от хозяина к хозяину, пока не захирел совсем. Ров зарос, артефакты почернели и повыпадали из стен, да и сами стены поискрошились, хоть и были ещё высокими.
Ворота замка были закрыты наглухо и всем своим видом сообщали, что мне здесь не рады. Будь я из нойя — я бы пролез поверх стены, но жизнь не радовала меня подобными упражнениями. Так что я забарабанил в ворота и смиренно дождался, пока на меня ругательно пообещают спустить керберов.
— К главному вашему! — крикнул после этого. — Говорят, проводников ищете?
Калиточка в воротах помедлила, но открылась. Хмурый детинушка со Знаком Стрелка на ладони мерил меня взглядом и арбалетом.
— Ты, что ль, проводник?
— А по мне не видно? — отрезал я, придавая своей физиономии максимально возможную проводниковость. — Или хочешь мне испытание устроить, а, парень? Ну так полезли в Кошачьи Ходы, познакомлю тебя с парой симпатичных Хозяев, они без мясца затосковали в последнее время. Я, знаешь ли, ваших условий не слыхал и работать ли мне с вами — ещё не решил. Так что если вам тут проводников не надобно…
Молодчик зачесался, сплюнул, но арбалет и часть подозрительности с физиономии изволил убрать. Задрал голову, свистнул и предупредил: «Провожу этого внутрь» — сверху донесся ответный свист. Ребятушки-то организованные.
— А неплохо у вас тут всё схвачено, — признал я, когда мы вошли на внутренний двор. Двор и впрямь был заставлен клетками — и звери в них всеми силами приглашали подойти, попробовать, как оно — жить с перегрызенным горлом. Некоторые ещё и гуляли снаружи — не совались к тропинке, зато бдительно просматривали периметр. Четыре кербера на цепи, покалеченные, хромые игольчатники, в клетке — гарпии…
— Меньше глазей, — предупредил детинушка позади.
— С чего бы это? Если уж я с вами в опасную работёнку суюсь — я должен вас знать лучше, чем король Крайтоса — свои мозоли. И вас, и товар… бойцовых, что ли, в Дамату возить решили? Или шкурки поставляете?
Охранник буркнул что-то невнятное — всё равно понятно, что эти звери у них — для охраны. Брали по дешёвке, потому некоторые истощённые, некоторые — искалеченные, а то и просто старые.
В зале, который требовал то ли ремонта, то ли сноса, меня сдали с рук на руки молодчику постарше рангом. Молодчик был сухощав, деловит, цыкал зубом и обладал благородной лопоухостью. И подозрительностью Крысолова.
— Проводник? Цык. Одет как моряк. Цык. Глянь-ка его карманы. Ты, как тебя. Чего к нам только сейчас? Цык, цык. Проводника давно ищем. Кто тебя в городе знает? С кем работал? Поручители есть?
— Говорить буду только с главным, — вот и самый скользкий момент. — Передайте наверх: за меня поручится Лайл Гроски.
Моё имя произвело эффект: молодчик уважительно цыкнул зубом и тут же пропал. Судя по грохоту шагов — кинулся бегом, сперва по коридорам потом по лестнице.
Вызов сквозника обжёг бедро. Наверняка из питомника — я задержался в Трестейе. И извини, Гриз, — задержусь ещё самую малость, потому что если он жив и здесь…
Гул отдалённых переговоров, эхо голосов и торопливые шаги — многие, грузные, и не узнать — есть ли из них та самая походка, тот самый…
— …видишь ли, идиот ты этакий, единственный, за кого поручится Лайл Гроски — это Лайл Гроски, ты уж мне поверь, это наша старая шуточка…
Голос ударил внезапно, и зрение размылось и поплыло внезапно тоже — так что я не сразу смог рассмотреть того, имени которого я когда-то не назвал.
Потом он наконец-то соткался передо мной: не такой стройный, как раньше, зато всё с той же улыбкой — широкой, во всю душу.
— Давно не видались, братишка, — сказал кузен Эрлин.
И распахнул объятия.
КОРАБЛИ ПЛЫВУТ. Ч. 3
МЕЛОНИ ДРАККАНТ
Сквор начинает орать в полдень.
У зверей явно какой-то свой Корабельный День, и они развлекаются как могут. Шнырок Кусака свалил через очередной подкоп, и нашли мы его в комоде у Лортена. Единогор-драккайна Вулкан решил, что сырое мясо — не для него, и начал требовать бифштексы средней прожарки. Грифона Ирла одолело желание летать. Ещё у меня палец забинтован. Потому что на нём повис тхиор Маркиз. Посчитал, что я маловато внимания уделяю его милости. Хорошо — вполсилы повис, но вот остальные кинулись на защиту и вцепились ему в ляжки. В общем, пока растащила…
Так что от Сквора я жду чего-нибудь в духе «Кишки!» пополам с песнями нойя. Но горевестник вздрагивает, вытягивается в струнку и начинает как заведенный:
— Гроски! Гроски! Гроски! Гроски!
— Лайлу что-то угрожает? — спрашивает Грызи от двери. — Послушай нити, Сквор. Там угроза? Опасность?
— Гроски! Гроски! Гроски! — твердит горевестник и гневно поглядывает на мою закрытую ладонь. — Гроски — угроза! Опасность! Гроски! Гроски! Кшшш-р… Семки, Драккант!!!
Примерно таким тоном, как аристократ, орущий на официанта: «Подать игристого!»
И принимается чистить перья на груди. Пока я немею от оскорбления. И кто его, спрашивается, научил меня так называть?!
А Грызи серьёзна. Подходит к Сквору, уговаривает его: «Ну, давай, посмотрим… вместе… вот так…» Прогуливается в сознание к горевестнику минут на пять, застывает, потирая подбородок.
— Есть тень опасности, но какая-то неясная. Размытая вероятность. Но да, там что-то нехорошее, и связано оно с Лайлом. Съезжу проверю.
— Семки, семки! — радостно твердит горевестник, пока я таращусь на Грызи: тащиться самой в Трестейю, в Корабельный День, когда вот-вот все вольерные рассосутся?
— Ненадолго, — машет рукой Грызи. — Если что — Нэйша вызову. А вы тут пока… что, господин Олкест?
Рыцарь Морковка слетает по лестнице и машет листом гнусновато-официального вида.
— Мел, я… я сперва забыл, а потом… надо же проверить. Я думал, как это они не вызвали меня через сквозник, а там оказалась такая неразбериха, а теперь вот официальное письмо доставили с опозданием, а я после утреннего собрания…
— Семки, — вставляет Сквор так весомо, что Его Светлость перекрывает поток растерянной болтовни. Подходит, смотрит проникновенно, суёт мне письмо.
— Твоя тётушка,