госпожа Венейг. Она скончалась третьего дня. Похороны сегодня. Храм Глубинницы недалеко от Венейге-кастл…

Морковка выглядит растерянным и несчастным — он же давал какие-то там обязательства. Вроде привести меня к тетушкиному одру и погрузить в её крепкие объятия. Теперь его ждут пучины терзаний. Потому что «Нет, ну как я мог так промедлить» и «Как это я так её не уговорил».

Прикусываю губу и удерживаюсь от фразочек типа «В вир болотный!»

— Там… там её последняя просьба… Чтобы ты…

Если присутствовать на похоронах — придется-таки использовать фразочку про вир. Вглядываюсь в официозного вида бумагу. «Перед смертью госпожа Венейг изложила следующее пожелание», ага.

«…если крошка Мелли не успеет прийти, пока я здесь, тогда пусть придёт проститься хотя бы к ограде храма. И тогда я буду знать…»

Они, видно, дословно записывали. Кузина Лэйси, или душеприказчик, или кто там еще — небось, их там куча сидела, пока тетка отдавала концы. Закрываю глаза, и внутрь из письма словно вливается знакомый плаксивый голос:

«Куда вы убрали воду, куда вы её убрали, я скоро буду в воде, она возьмёт меня, а о чём я? Ох, я что-то забыла… о крошке Мелли, ох, ох, она не приехала? Она ещё сердится, да? Ох, и этот наречённый её, он почему её не уговорил, она же не может выйти замуж без моего благословения… но вы запишите там: пусть она придет проститься хотя бы к ограде храма. Не в храм, нет, она же их не любит, Мелли, и белого не любит. Так вы пишете? Пусть придёт проститься к ограде храма.

И тогда я буду знать, что она простила меня. И упокоюсь в Бездони с миром».

Отшвыриваю письмо, будто подержу ещё — и чернила врастут под кожу, и охающий голос поселится там до скончания века.

— Ну. Во сколько там это всё? Давай, пошли.

Плюнуть на последнюю просьбу в Корабельный День — нужно быть кем-то вроде Подонка Оттона. Может, я б и смогла, потому что какая мне разница, что там тетушка почувствует в Водной Бездони, и есть ли эта самая Бездонь вообще. Только вот мне не плевать на Рыцаря Морковку, который загрызет себя из-за того, что и это не выполнил. И там еще кузина Лэйси, которая будет плакать и переживать: как это маменьке будет в Бездони плохо…

Вообще, стоит это сделать, хотя бы чтобы меня в покое оставили.

Морковка таращится так, будто не может поверить, что я так легко сдалась. Видно, он приписывает эту заслугу Грызи. Потому что косится на неё и тихо начинает:

— Это ещё не всё. Понимаешь, там… возникла проблема. Поскольку Лэйси теперь сирота — в роду Драккантов и Венейгов не остаётся вступивших в Право наследников.

— Даже и не думай, я не…

— Нет-нет, я не о том! В общем, получается редчайший случай: Лейси в этом году исполнится семнадцать, так что…

Его Светлость старается объяснить так, чтобы и до Сквора дошло. Вот смотрите: семнадцать лет — совершеннолетие в Кайетте, так? Могут послать на Рифы, можешь наследовать, вступать в брак и что угодно делать. Но вот полноправно вступить в Право Главы раньше двадцати лет не получится — если, конечно, не провести обряд частичной передачи прав, как Линешенты. Но обряд-то проводит действующий Глава, а тётушка как-то не сподобилась помочь с этим делом Лэйси. То ли так хотела со мной повидаться, то ли вообразила себя форелью. В общем, Лэйси всё равно могла бы возглавить род после своего семнадцатилетия — наполовину официально, опираясь на помощь душеприказчика, какого-то там господина Вирда. Да вот только когда тётушку перед смертью спросили — кому быть формальным главой Рода Драккантов и Венейгов, до принятия Прав Рода…

— …в общем, она назвала твоё имя.

Открываю рот и говорю только одно слово. Морковка алеет укоризненно, Сквор давится семечкой. Гриз вздыхает.

— Что?! Да мне эта вся дрянь не нужна на… на… на вот столько!!

Демонстрирую зажатую в пальцах семечку. Сквор перестаёт перхать, семечку выхватывает и невнятно сообщает: «Драккант».

— Я так ему и сказал, — внезапно выдаёт Морковка.

— Кому?

— Господину Вирду, душеприказчику. Объяснил, что ты не собираешься принимать Права Рода… во всяком случае — в ближайшее время.

Вид у его Светлости — как будто он только что свершил подвиги и пережил кровавую битву.

— Думаю, он меня понял, потому что предложил вариант. Он соберёт стряпчих, я засвидетельствую. Тебе просто нужно будет подписать бумагу, в которой ты соглашаешься на передачу протекторства рода Венейгов над Драккантами — это лазейка в родовом праве, легкий путь, при котором господин Вирд может не выполнять волю умершей, а Лэйси формально возглавляет оба рода, как до, так и после своего вступления в Право…

Пялюсь на Морковку с полуоткрытым ртом. Потому что мне на секундочку показалось, что Его Светлость своими ручками попытался отвести от меня главенство над Родом Драккантов. К которому он так настойчиво меня пихал.

Вид у меня малость ошалевший, потому что Морковка становится бледен и потлив. И зыркает на Грызи в поисках помощи:

— …только нужно сделать всё до похорон, ну, до официального объявления завещания. Счастье ещё, господин Вирд написал… ехать надо сейчас, Мелони, но если ты не желаешь…

Поворачиваюсь к Грызи. Всё так же, с приоткрытым ртом.

— Езжайте, — тихо отзывается Грызи. — Договорюсь с Амандой и вольерными, присмотрят.

— А Пухлик? Если с ним там что серьезное — ты ж тоже можешь влипнуть.

Морковка начинает недоуменное: «А что с…» — но Сквор припечатывает его решительным «Гроски!»

— Возьму подстраховку, — говорит Грызи. — Если что — вызову вас. Езжайте.

* * *

Крайтос называют Траурным Краем. Из-за того, что тут снег бывает чаще, чем ещё где в Кайетте. Оно и понятно — вотчина Ледяной Девы и Дарителя Огня, Дайенх Пламеннольдистый в древности.

Знания лезут из меня. Фонтанируют. Напоминанием о клятом хорошем образовании. И паре часов, которые пришлось провести в доме у этого самого Вирда. Посреди древних карт и прочего антикварного барахла.

Господин Вирд оказался под стать своей коллекции — пыльным реликтом в толстенных очках и с дребезжащим голосом. Могла б я догадаться, что тетушка кого-нибудь ушибленного выберет в поверенные.

Мы с Янистом сидели и пытались делать вежливые рожи. И лакали чай со вкусом древности и цитруса. Пока Реликт распинался о том, как тетушка меня любила и до черта желала мне добра. О том, что молодо-зелено. И что мне стоит поразмыслить о том, чтобы всё равно принять Право. Он, мол, специально