Впечатляющее, но не безупречное правление Санджара закончилось так же, как и началась эпоха Сельджукидов, – вторжением кочевников в сложный мир городской Центральной Азии. Это произошло в два этапа. Сначала большая, но ранее неизвестная группа кочевников из Северного Китая[1199] появилась на восточной границе Сельджукского государства. В отличие от Сельджукидов каракитаи, говорившие на одном из монгольских языков, оставались шаманистами и буддистами и не выказывали никакого интереса к обращению в ислам[1200]. То, что представители неизвестного немусульманского народа напали на мусульман Сельджукидов с востока, убедило многих европейцев, будто таинственное христианское королевство под руководством человека, которого называли Пресвитером Иоанном, возникло в глубинах Азии и идет им на помощь. Это была нелепая легенда, но короли и священники верили в нее[1201]. Тем временем поведение каракитаев во время первых набегов убедило некоторых жителей Центральной Азии в том, что они были менее жадными, чем многие предыдущие захватчики, и что со временем с ними получится нормально взаимодействовать. Но это время так и не наступило. Санджар отклонил их предложение о переговорах, и 9 сентября 1141 года на пустыре к северо-западу от Самарканда каракитаи полностью разгромили сельджукское войско. Тела около 100 000 сельджукских воинов лежали на площади 9,6 километра возле селения Катаван[1202].

Но это еще не самое плохое. В XI веке множество огузских (туркменских) кочевников поселилось в области вокруг Балха в Афганистане. Санджар смог заключить с ними сделку: за 23 000 овец ежегодно для королевской кухни позволил им перейти под прямое правление султана. Сделка была заключена, и огузы верно поддерживали Санджара в нескольких конфликтах. Но затем некоторые госслужащие в Балхе решили, что это распоряжение не имеет никакого управленческого смысла и попытались обложить огузов поборами. Такое нарушение договора разозлило кочевников, и они напали на силы Сельджукидов в Балхе. Санджар был вынужден вместе с оставшимися воинами выйти на поле боя. Огузы схватили султана и продержали его в плену три года, во время которых несколько раз грабили Мерв и Нишапур, а также другие крупные центры. Когда же они наконец отпустили Санджара, он был сломлен. Умер султан в 1157 году, а его империя к тому времени уже распалась.

Пока Санджар находился в плену, Анвари с ужасом наблюдал, как огузские воины разоряют культурные центры во всей Центральной Азии. Самарканд они не тронули, его правитель был последней надеждой дать отпор кочевникам. Огорченный Анвари отправил ему трогательную элегию «Слезы Хорасана». Вот строки из нее:

Примерно в то же время, когда Санджар пригласил аль-Газали в Мерв, он позвал в столицу и наиболее известного ученого во время правления его отца – Омара Хайяма. Дела у Хайяма шли плохо еще до убийства его покровителя Низам аль-Мулька и смерти султана Мелик-шаха: его астрономическая обсерватория в Исфахане осталась только в воспоминаниях, сам он был разорен. Поэтому Хайям с радостью принял приглашение Санджара и использовал свое краткое пребывание в Мерве, чтобы написать несколько работ, включая труд, посвященный алгебраическому методу использования известного веса серебра и золота для определения их соотношения в сплавах[1204]. Но у Санджара была хорошая память, и он вспомнил предсказание о его скорой кончине от юношеской болезни, которое Хайям озвучил несколькими годами ранее. Вскоре они поссорились, и Хайям уехал.

Он провел свои последние годы в Нишапуре, его душа разрывалась между отчаянием и вином. Забросив науку, Хайям обратился к поэзии:

Оттенок меланхолии очевиден даже в четверостишиях, или рубаи, которые Хайям писал наспех, как это делают в молодости. С течением времени депрессия усилилась:

С течением лет критика современников отрицательно сказалась на поэте, и его депрессия превратилась в сердитый вызов:

Хайям с ужасом смотрел, как аль-Газали, его современник из Хорасана, стал любимцем верующих Багдада после резкой критики кумира Омара Хайяма Ибн Сины и всех идей, которые тот отстаивал. Хайям особенно не терпел догматической и своекорыстной защиты идеи сотворенности мира: